Максим Григорьевич приехал довольно быстро, сердился он уже меньше, но от своего решения хорошенько отругать девушек отказываться не собирался – все же речь шла об их безопасности. Натолкнувшись на сияющее лицо Ники, он занервничал. В душу закралось подозрение, что произошло что-то такое, о чем он пока даже не догадывается. Готовясь к худшему – от Лисичкиной, как показывает практика, можно всего ожидать, – он зашел в комнату.

Олеся сидела за столом и держала на вытянутой руке томик Пушкина. Казалось, она увлеченно читает бессмертные строки великого поэта и больше ни о чем не думает.

– Ах, это вы, – выдохнула она, оторвавшись от поэзии, – простите, зачиталась и сразу вашего появления не заметила.

Максим Григорьевич занервничал еще больше: теперь он уже не сомневался, что его ждет нечто душераздирающее, возможно, даже опасное для жизни.

Ника, понимая, что на этом празднике жизни она лишняя, вышла на цыпочках в коридор, быстро оделась и, прихватив мобильный телефон, чтобы позвонить Игорю, покинула квартиру. Ей очень хотелось остаться и при необходимости оказать первую медицинскую помощь пострадавшему, но все же она надеялась на такую развязку, которая закончится свадебным маршем.

– Эх, жаль, я всего этого не увижу, – прошептала она, осторожно прикрывая дверь.

Максим Григорьевич сделал шаг вперед и сказал:

– Олеся Владимировна, я приехал поговорить с вами… Это очень важно.

Леська встала из-за стола и смущенно потупила взор. Сейчас она решала важный вопрос – покупать фату или обойтись беленькими цветочками, которые украсят прическу? Ей даже стало жаль, что она состригла волосы и особой укладки не понадобится, а ведь локоны так красиво смотрятся!

– Я слушаю вас, – тихо проговорила она.

– Только не отрицайте, я все знаю…

– Это хорошо, – счастливо вздохнула Леська.

– Очень надеюсь, что вы понимаете, к чему это может привести…

– Понимаю, – на ее лице заиграла улыбка.

– Признаться, Олеся Владимировна, я не разделяю вашей радости, – Кочкин хоть и разомлел немного от общения с любимой девушкой, но все еще пытался быть строгим. – Это может плохо закончиться.

– Я трудностей не боюсь, – гордо выпятив грудь вперед, сказала Леська. – Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день!

Кочкин прикрыл глаза и попытался сконцентрироваться и понять, о чем идет речь. Может быть, Олеся настолько вжилась в роль жертвы, что смерть для нее перестала быть чем-то пугающим и прискорбным? И, кажется, она считает, что он, как честный следователь, должен обязательно умереть вместе с ней.

– Вы о чем? – спросил он, не выдержав накала собственного мозгового процесса, гадать же о том, что происходит в голове у девушки, стоящей перед ним, все равно бесполезно – она непредсказуема до кончиков ногтей.

– А вы о чем? – у Олеси в душе проклюнулось зерно сомнения. Пора бы уже перейти к поцелуям, а дело с мертвой точки не двигается.

– Сегодня я узнал, что вы вместе с Вероникой занялись собственным расследованием. Вы ездили на квартиру Митрохина Дмитрия Васильевича. Только не говорите, что это была просто прогулка или что вы соскучились по бывшему свекру – не поверю. Олеся Владимировна, вы должны обещать мне, что больше не будете вести себя так необдуманно и больше не будете подвергать свою жизнь опасности…

Максим Григорьевич осекся, потому что увидел, как задрожали Леськины губы. Она всхлипнула, и по щеке ее полетела слеза. Он тут же почувствовал себя неловко и растерянно и даже пожалел, что затеял этот разговор, но, с другой стороны, запретить эту самодеятельность было необходимо. И что же она расплакалась, он ведь не кричал, говорил только строго и по существу…

– А я думала, что вы… А вы… Как вы могли все так испортить! – Леська всхлипнула и вытерла слезы ладонью.

– Я, право, не понимаю… не стоит так расстраиваться. Почему вы так реагируете на мои слова?

Подавив желание притянуть девушку к себе и пожалеть ее, Максим Григорьевич сделал маленький шаг вперед. Но Леська тут же отскочила, взмахнула рукой и, постоянно всхлипывая, принялась обрушивать на Кочкина свое негодование:

– Сегодня я общалась с вашей мамой! Да!..

Собственно, Максиму Григорьевичу это уже сказало о многом, он почувствовал, как сердце екнуло и почти перестало биться.

– Она мне все рассказала! Вернее, она сделала мне предложение, и я, как дура, согласилась! Теперь понимаю, что это был опрометчивый шаг! Вы злой и нечуткий, ничего не видите и не слышите!

– А какое предложение она вам сделала? – спросил Максим Григорьевич, боясь, что Олеся после встречи с его матерью, которая наверняка закончилась плачевно, не захочет с ним общаться.

– Она попросила меня стать вашей женой! – Леська громко зарыдала, чувствуя, как обида ее вырастает до гигантских размеров.

Кочкину показалось, что он задыхается. Расстегнув две верхние пуговицы рубашки, он сделал несколько глубоких вдохов. В его голове запрыгали недавно услышанные слова: «…и я, как дура, согласилась, и я, как дура, согласилась, и я, как дура, согласилась…» Пребывая в состоянии счастья, боясь и мечтая услышать ответ, дрожа от волнения, он задал следующий вопрос:

– А что же вы ответили?

– Согласилась, – буркнула Леся, чувствуя, что слезы отхлынули, а тело покалывают странные острые иголочки, точно воздух в комнате вдруг пропитался электричеством. Она подняла глаза и встретилась с влюбленными, искрящимися надеждой глазами Кочкина. Ни разу в жизни она не видела ни у кого такой яркой, чистой, искренней и притягивающей, точно магнит, радости. – Согласилась, – более твердо повторила она и робко улыбнулась.

Максим Григорьевич обхватил свою голову руками, взъерошил волосы и бросился к Олесе с объятиями. Сначала робко поцеловал ее в нос, потом осторожно коснулся губами ее губ, прошептал: «Моя мечта сбылась», и стал целовать ее так, что у Леси по телу пробежала волна желания, а в душе зацвели незабудки. Отвечая взаимностью на страстные прикосновения, она решила не покупать фату, а остановиться на маленьких беленьких цветочках и свадебных заколках.

Через три минуты они сидели на диване, держась за руки.

– Пообещайте, Олеся Владимировна, больше не подвергать свою жизнь опасности и еще пообещайте, что никакого самостоятельного расследования вести не будете. Как вообще вам такое пришло в голову?!

– А почему бы и нет? Между прочим, речь идет о моей жизни, и мне решать…

– Речь уже давно идет о вашей смерти! – перебил Кочкин.

– Вы опять намекаете на то, что я ни на что не способна, а я уже, к вашему сведению, раздобыла интересную информацию… – Леська осеклась, потому что радовать Кочкина раньше времени не планировала.

– Я даже не собираюсь это обсуждать, – строго сказал Максим Григорьевич, сжимая ее пальцы в ладони. – Вы будете сидеть в квартире, а я буду искать преступника. Я сам обо всем позабочусь и смогу вас оградить от надвигающейся опасности.