Однако это была неразумная стратегия, поскольку она привела к отказу Политбюро от контроля над тем, где, когда и как оно распределяет ресурсы: оно считало себя обязанным реагировать всякий раз, когда марксисты, борющиеся за власть, призывали его к этому. Эта политика не ограничивалась поддержкой "подлинных национально-освободительных движений", - отметил Добрынин, - она сводилась "к идеологическому вмешательству во внутренние дела стран, где за власть боролись внутренние группировки". Это была своего рода "идеологическая кабала". И она быстро стала жертвой побед во Вьетнаме и Анголе. "Как часто бывает в политике, - отмечал Арбатов, - если тебе что-то сходит с рук и кажется, что ты добился успеха, то ты практически обречен на повторение этой политики. И так до тех пор, пока не вляпаешься в серьезную кашу".

Промахи начались в 1977 г., когда Сомали, советский клиент, напал на недавно установленный марксистский режим в соседней Эфиопии. Под давлением воинственных кубинцев, как и в Анголе, русские перешли на другую сторону, оставив администрацию Картера на стороне сомалийцев и получив полезные военно-морские объекты на Красном море. Совершенно неясно, что выиграла Москва от поддержки эфиопов, кроме благодарности жестокой диктатуре в обнищавшей стране, не имеющей выхода к морю, и солидарности с Фиделем Кастро. Однако эти события еще больше испортили отношения с США. Как признавал впоследствии Добрынин:

Мы допустили серьезную ошибку, ввязавшись в конфликт между Сомали и Эфиопией и в войну в Анголе. Наши поставки военной техники в эти районы, действия там кубинских войск и особенно переброска их туда по воздуху убедили американцев в том, что Москва предприняла против них широкое наступление за контроль над Африкой. Хотя на самом деле это было не так, эти события сильно повлияли на разрядку.

Однако они мало что сделали для изменения хода "холодной войны". Усилия, которые сверхдержавы прилагали к Африке в 1970-е годы, заключил Добрынин в 1990-е годы, были "почти полностью напрасными". . . . Двадцать лет спустя никто (кроме историков) не смог даже вспомнить о них".

Это, конечно, не относится к тому, что произошло дальше. В апреле 1978 г., к удивлению Москвы, в Афганистане произошел марксистский переворот, в результате которого было свергнуто проамериканское правительство страны. Соблазн воспользоваться открывшимися возможностями был слишком велик, и вскоре Советский Союз уже направлял помощь новому режиму в Кабуле, который предпринял амбициозную программу поддержки земельной реформы, прав женщин и светского образования. Однако это произошло как раз в то время, когда в соседнем Иране назревала революция, которая в январе 1979 г., нанеся серьезный удар по Соединенным Штатам, заставила их давнего союзника шаха Реза-хана Пехлеви отправиться в изгнание, заменив его аятоллой Хомейни. Русские и их новые афганские клиенты были готовы к такому развитию событий не больше, чем американцы, и в середине марта в Герате, недалеко от иранской границы, вспыхнуло жестокое восстание, в результате которого погибло около 5 тыс. человек, включая полсотни советских советников и членов их семей. Афганцы возложили вину на Хомейни, но, с точки зрения Москвы, в этом была виновата и непопулярность кабульского режима.

"Есть ли у вас поддержка среди рабочих, горожан, [и] мелкой буржуазии?" спрашивал советский премьер Алексей Косыгин у афганского премьер-министра Нур Мохаммеда Тараки в сверхсекретном телефонном разговоре. "Есть ли еще кто-нибудь на вашей стороне?". Ответ Тараки был леденящим душу: "Активной поддержки со стороны населения нет. Оно почти полностью находится под влиянием шиитских лозунгов - не за неверными, а за нами". Это был важный момент в истории марксизма-ленинизма: идеология, утверждавшая, что знает путь к мировой пролетарской революции, столкнулась с региональной религиозной революцией, для которой ее аналитические инструменты были совершенно неадекватны.

БЛИЖНИЙ ВОСТОК В ЭПОХУ ПОТРЯСЕНИЙ 1980

Советские руководители рассматривали возможность военного вмешательства, но быстро отказались от него. В условиях приближающегося саммита Картера-Брежнева в Вене, когда еще не был подписан договор SALT II, когда НАТО еще не приняла решение по "Першингам" и крылатым ракетам, когда Москва готовилась к Олимпийским играм 1980 г., когда еще сохранялась разрядка, казалось, что время для вторжения в страну, известную своим умением давать отпор захватчикам еще со времен Александра Македонского, было неподходящим. "Ввод наших войск на территорию Афганистана сразу же вызвал бы бурную реакцию международного сообщества", - объяснял Косыгин Тараки. "Нашим войскам придется воевать не только с иностранными агрессорами, но и с определенным количеством своего народа. А люди такого не прощают".

Однако через девять месяцев Политбюро дало задний ход, начав массированное вторжение в Афганистан, последствия которого с лихвой подтвердили пророчество Косыгина. Причины показывают, как "идеологическая кабала" привела к стратегической катастрофе. Потеряв в большинстве своем поддержку афганского народа, кабульское руководство летом 1979 г. впало в состояние, близкое к гражданской войне. В сентябре Тараки, только что вернувшийся из Москвы, безуспешно пытался убить своего главного соперника Хафизуллу Амина, но Амин его арестовал и казнил. Это расстроило Брежнева, который лично обещал Тараки поддержку; это также встревожило советскую разведку, которая знала, что Амин учился в США и теперь начал тихие контакты с Вашингтоном. Как выразился один из офицеров КГБ, Амин "делает с нами Садата" - если его оставить у власти, то он выгонит русских, впустит американцев и предложит им разместить "свои центры управления и разведки вблизи наших самых чувствительных границ". Казалось, альтернативы замене нового афганского лидера не было, но единственным способом сделать это, настаивали в советском оборонном ведомстве, было направить в страну около 75 тыс. военнослужащих для подавления любого внутреннего сопротивления или иностранной интервенции, которые могли бы последовать.

А какова будет международная реакция на такой шаг? Прошел Венский саммит, договор SALT II застопорился в Сенате США, в начале декабря союзники по НАТО проголосовали за развертывание "Першингов-2" и крылатых ракет. Учитывая все это, высшие руководители Политбюро, как и при санкционировании развертывания SS-20, прибегли к минимальным консультациям и отдали приказ о полномасштабном вторжении в Афганистан. Военные действия должны были начаться, причем бестактно, в день Рождества. В советском посольстве в Вашингтоне никого не просили предсказывать реакцию американцев: какой бы она ни была, заверил Добрынина министр иностранных дел Громыко, ее не нужно принимать во внимание. Все закончится, пообещал сам Брежнев, "через три-четыре недели".

IV.

DÉTENTE не удалось ни остановить гонку ядерных вооружений, ни положить конец соперничеству сверхдержав в "третьем мире", ни даже предотвратить повторное применение Советским Союзом военной силы для спасения "социализма", как это было сделано в Чехословакии двенадцатью