По мере того как становилось ясно, что ядерная опасность уменьшается, что доверие к командной экономике ослабевает, а универсальные стандарты справедливости все еще существуют, все труднее было отстаивать идею, что несколько могущественных лидеров на вершине, какими бы похвальными ни были их намерения, все еще имеют право определять, как жить всем остальным. Несмотря на элитарное происхождение, разрядка требовала поддержки снизу, а получить ее оказалось непросто. Это было похоже на здание, построенное на зыбучих песках: фундамент начинал трещать, даже когда строители заканчивали отделку фасада.

II.

Центральным элементом разрядки стали советско-американские усилия по ограничению гонки ядерных вооружений. Начавшиеся в конце 1969 г. переговоры по ограничению стратегических вооружений привели к 1972 г. к заключению советско-американского соглашения, ограничивающего количество межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок, которые может развернуть каждая из сторон, а также договора, запрещающего любые другие меры, кроме символической защиты от таких ракет. Подписанные Никсоном и Брежневым на московском саммите, соглашения SALT I, как их стали называть, были важны по нескольким причинам. Они отражали признание обеими сверхдержавами того факта, что продолжение гонки вооружений может лишь ослабить их безопасность. Со стороны США это было признание того, что Советский Союз теперь равен им по ядерному потенциалу, а по некоторым категориям вооружений и превосходит их. Они узаконили логику взаимного гарантированного уничтожения: мол, оставаться беззащитным перед ядерным нападением - лучший способ предотвратить его. И они приняли спутниковую разведку как метод проверки соблюдения этих соглашений.

Но процесс SALT, как и сама разрядка, также уклонился от решения проблем. Одним из них было сокращение ядерных вооружений: московские соглашения заморозили развертывание существующих МБР и БРПЛ, но ничего не сделали для их сокращения или даже для ограничения количества боеголовок, которые могла нести каждая ракета. Проблемой был и дисбаланс: по итогам SALT I Советский Союз значительно опережал США по МБР, а по БРПЛ имел меньший перевес. Администрация Никсона оправдывала эту асимметрию тем, что американские ракеты были более точными, чем советские, и в значительной степени оснащены несколькими боеголовками. Она также отметила, что SALT I не накладывает никаких ограничений ни на дальние бомбардировщики, в которых американцы уже давно имели превосходство, ни на бомбардировщики и ракеты меньшей дальности, которые они разместили на авианосцах и у союзников по НАТО, ни на ядерный потенциал Великобритании и Франции.

Однако сложность этого аргумента затрудняла его реализацию в Конгрессе США, который не мог понять, почему он должен одобрять советское превосходство в любой категории стратегических вооружений. Это дало возможность сенатору Генри Джексону, чья поправка Джексона-Вэника в скором времени приведет к еще одному обострению советско-американских отношений, добиться принятия резолюции, требующей, чтобы все последующие соглашения по контролю над вооружениями предусматривали численное равенство во всех системах вооружений. Резолюция Джексона осложнила следующий раунд переговоров - САЛТ II, поскольку советские и американские военные планировщики сознательно решили не дублировать стратегические арсеналы друг друга. Теперь переговорщикам предстояло найти способ, тем не менее, наложить эквивалентные ограничения на системы вооружений, которые сами по себе не были эквивалентными. "Как это сделать, - вспоминал Киссинджер, - было щедро оставлено на мое усмотрение".

Переговоры по соглашению SALT I 1972 г., допускавшему асимметрию, заняли два с половиной года. Переговоры по SALT II, которые не допускали асимметрии, все еще затягивались, когда администрация Форда покинула свой пост пять лет спустя. Конгресс и, все чаще, Министерство обороны и сообщество специалистов по стратегическим исследованиям больше не хотели доверять Киссинджеру в том, чтобы он продолжал находить компромиссы между системами вооружений, которые привели к SALT I: его методы, по мнению критиков, были слишком секретными, слишком склонными к просчетам, слишком доверяющими тому, что русские выполнят свои обещания. SALT II был более открытым процессом, но именно по этой причине он оказался менее успешным.

Джимми Картер надеялся исправить ситуацию драматическими методами. Во время предвыборной кампании 1976 г. он обещал не просто заморозить стратегические арсеналы, но и добиваться их глубокого сокращения - в своей инаугурационной речи он даже пообещал двигаться к полному уничтожению ядерного оружия. Но Картер занял еще более жесткую позицию по правам человека: раскритиковав Форда и Киссинджера за то, что они не смогли оказать достаточного давления на русских в этом вопросе, он вряд ли мог не сделать этого сам. Поэтому Картер сделал сразу две вещи. Он удивил кремлевских лидеров, призвав к значительно большему сокращению стратегических вооружений, чем предлагала администрация Форда, и одновременно вызвал их раздражение, начав прямую переписку с Сахаровым и принимая советских диссидентов в Белом доме. В свою очередь, сам Картер был удивлен, когда Брежнев резко отверг его предложение о "глубоких сокращениях". Соглашение SALT II было вновь отложено.

Если решения Картера были недальновидными, то решения Брежнева более чем соответствовали им. К моменту прихода к власти новой американской администрации у советского лидера возникли серьезные проблемы со здоровьем, вызванные, в частности, чрезмерным употреблением наркотиков. Это мешало ему сосредоточиться на тонкостях контроля над вооружениями, которые даже здоровым лидерам было трудно освоить. В результате Брежнев в значительной степени переложил ответственность за решение этих вопросов на советские вооруженные силы, которые предприняли ряд инициатив, которые, казалось бы, не соответствовали духу SALT I. Они включали в себя амбициозные программы модернизации ракет и гражданской обороны, а также постоянный акцент в стратегической доктрине на наступательные операции. Это облегчило американским критикам контроля над вооружениями обоснование их собственного скептицизма в отношении SALT II.

Затем, в 1977 г., Советский Союз начал развертывание новой высокоточной ракеты средней дальности SS-20 по целям в Западной Европе. Обе стороны и раньше размещали подобные ракеты, но SS-20 была значительной модернизацией, и США и их союзники по НАТО не были предупреждены. Примечательно, что и советское министерство иностранных дел тоже: Политбюро одобрило размещение исключительно по военным соображениям. Главный специалист Кремля по Америке Георгий Арбатов позже признал, что "большинство наших экспертов и дипломатов узнали об этом из западной прессы". По признанию Анатолия Добрынина, это было "особенно катастрофическое" решение, поскольку оно спровоцировало совершенно неожиданные для Москвы требования в НАТО об американской контрразведке. К 1979 г. администрация Картера была готова выступить с предложением установить "Першинг II" и крылатые ракеты на отдельных объектах в Западной Европе. Считалось, что "Першинги" в пятнадцать раз точнее, чем SS-20. Время полета до Москвы составило бы около десяти минут.

Несмотря на эти неудачи, участники переговоров по SALT II в конце концов подготовили сложный договор, который Картер и явно нездоровый Брежнев подписали в Вене в июне 1979