– Привет! Я Наташа! Это послание для тогоединственного, кто меня любит. Жду тебя завтра в двенадцать часов у памятникаПушкину! Приходи!

Ната еще раз улыбнулась, помахала рукой и отступила назад.

– Ну как? – спросила она.

Начальствующий суккуб поморщился.

– Плохо! Не надо улыбаться! – заявил он. –Похмурее… помрачнее… Шепелявь! Глупо хихикай! Ковыряй в носу! Пускай слюни наподбородок! Не старайся нравиться! Старайся активно не нравиться!

Ната надулась. Перспектива пускать на подбородок слюнипривлекала ее мало.

– Это еще зачем?

– Подумай сама! Мы будем крутить ролик трижды в час,целый день, по всем каналам. Нам нужно, чтобы пришли только те, кто уже умираетот любви, и как можно меньше новых! Ясно? Среди них непременно окажется тот,кто тебя сглазил.

– Ясно! – сказала Ната.

Она отвернулась от суккуба и внезапно обнаружила рядом Даф.

– Чего тебе надо, светлая? Вас Арей ждет! Не торчитездесь! – закричала она, спеша втолкнуть Мефа и Дафну в кабинет к Арею. Приэтом она упорно поворачивалась к ним только одной половиной лица.

* * *

Арей сидел, откинувшись в глубоком кресле, и что-то диктовалУлите. Насколько Меф понял, или объяснительную записку, или письмо Лигулу.

– С новой строки… Да, у нас выбраковка эйдосов кудабольше, чем в Европе. Да, планы мы заваливаем. Но зато и ярких эйдосов у нас напорядок больше. Нет, Россию надо губить гордыней, но никак не потребительством…Точка. Подпись.

Диктующий Арей был окутан сумеречным облаком. Это облако ибыло истинным мраком и управляло помыслами мечника. Меф его не различал, затоДаф отлично видела. Когда они вошли, Арей даже не взглянул на них, зато облако,выбросив щупальце, потянулось к Мефу. Даф незаметно выдвинулась вперед,заслонив его. Щупальце коснулось ее и поспешно отдернулось.

Арей поднял голову. Его тяжелый, испытующий взгляд скользнулпо лицу Мефа и застыл. Дафне чудилось, будто то хорошее, что было в Арееизначально, по праву творения – ибо и языческие боги, пока не пали от гордыни,являлись творением света – пытается пробиться сквозь плотный, давящий слой мрака.Пытается, но не может. Лишь волны ходят по чавкающему болоту.

Напротив Арея на стуле сидела Улита. По ее лицу континентамии материками бродил румянец. Улита никогда не краснела целиком, но всегдапятнами.

– Привет! Страдаешь? – зачем-то спросил Меф.

Спросил не подумав, сбитый с толку настойчивым взглядомАрея. Вопрос был в меру невинным, однако Улита, напряженная как струна,взорвалась.

– Типун тебе на язык! – рявкнула она.

Дафна едва успела отразить стихийный сглаз. Арей погрозилсекретарше пальцем.

– Улита! Синьор помидор лишь попытался выразить тебесвое сочувствие! Это еще не повод, чтобы сделать синьора помидора навекиглухонемым. Как он будет выражать свои мысли? Ненависть – двойным мычанием, астрасть – непрерывным блеяньем?

Ведьма сорвалась с места и молча хлопнула дверью. Арейподнял с пола лист бумаги, который она уронила, и пробежал его глазами.

– Любовь, любовь… Есть она – мучаешься сам. Нет ее –мучаешь всех вокруг… Тридцать две ошибки на страницу отчета – это многоватодаже для очень средней школы, – задумчиво произнес мечник.

Он повернулся к Буслаеву и, внезапно шагнув, оказался рядом.Меф увидел фиолетовые, потрескавшиеся, насмешливые губы и красное, в крупныхпорах лицо. Меф никогда не понимал, как грузный, внешне неповоротливый Арей ухитряетсядвигаться так пугающе быстро.

– Где? – требовательно спросил Арей. – Он утебя с собой?

Спросил, не поясняя, о чем речь. Меф и без того отлично егопонял. Если он не покажет Арею завещание Кводнона, тот отберет его силой.

Меф порылся в карманах.

– Ты не взяла? – спросил он у Дафны. – Вотгадство! И я тоже нет. Мы за ним сбегаем, хорошо?

Не успел он сделать и шага, как из левой ноздри Ареявырвалась струйка дыма.

– Не искушай судьбу, умник! Ложь, конечно, былаизобретена не мной. Я лишь прорабатывал мелкие детали, но я отлично знаю, какона действует.

– Но мы правда его забыли!..

– Эйдосом поклянешься? – предложил Арей.

Меф тревожно оглянулся на Даф. Та торопливо замоталаголовой, хотя у Мефа и самого хватило бы ума не делать такой глупости.

– Нет, – сказал Меф обреченно.

– Тогда покажи пергамент, – повторил мечник.

Его голос стал опасно тихим. Меф неплохо успел изучить Ареяи знал, чем чревата эта кроткая тишина. Он протянул мечнику пергамент.

Глаза Арея остекленели. Упрямо сжав губы, он взял пергамент.Продержал его несколько секунд, даже не пытаясь коснуться печати, и вернулМефу. Лицо у Арея осталось каменным, однако по вискам сбегали крупные каплипота.

– Вам больно? – участливо спросила Даф.

Арей молча показал ей ладонь. Кожа была опаленной, точномечник сжимал в руке не пергамент, а полоску раскаленного металла.

– Зачем вы его взяли? Вы же знали, что такбудет, – сказала Даф.

Арей кивнул.

– Догадывался. Но все равно хотелось убедиться. Делайтес ним что хотите! Пусть Спуриус и Лигул перегрызут друг другу глотки.

– Вы не будете вмешиваться? – удивилась Дафна.

– Куда? В битву змеи и шакала? – удивилсяАрей. – Грызущаяся сама с собой тьма мне приятна мало, но тут ничего непопишешь. Таково свойство ненависти, что она разъедает не столько внешнего иявного врага, сколько саму себя.

Дафна слушала его с изумлением. Она знала, что Арей всецелонаходится во власти мрака и служит ему со всей горячностью. И одновременно этикрамольные рассуждения. Впрочем, мрак всегда ими славился. Там они, скорее, одобряются.

– На вокзал-то скоро? – с неожиданной усмешкойпоинтересовался Арей. – Мамай вас подбросит.

Меф вздрогнул. Откуда он знает?

– Не удивляйся, синьор помидор! О вашей поездке ужеизвестно всем – и свету, и мраку, и серости, то есть Спуриусу. Считай, чтообъявление уже вывешено на сакральной доске. А теперь идите и постарайтесьостаться в живых! Вот вам и все напутствие.

– А у вас какой интерес, чтобы мы выжили? –неосторожно спросила Дафна.