Лорд Эдвард с удовольствием чувствовал его ненависть, горячую, сладкую, слепую. Это сильное чувство связывало двоих подчас теснее и крепче, чем любовь.

— Кто ты такой? — нарушил порядком затянувшееся молчание правитель Ледума.

— Арх Юст, — хрипло выплюнул в ответ оборотень, оскалив клыки. — Вожак волков.

— Предполагаю, твой предшественник посвятил тебя в условия нашего альянса, раз ты здесь, — нежно оскалился в ответ человек. По правде говоря, не совсем корректно называть их сговор «альянсом», на союзнические отношения это походило мало. Ледуму вообще не нужны были союзники — только вассалы. — Ты готов от имени своего народа подтвердить взятые им обязательства?

— Готов.

Ну еще бы он был не готов. Несмотря на всю свою наглость, оборотень, похоже, не полностью выжил из ума. Однако тон его вновь недвусмысленно обозначил истинную позицию волка. Таким тоном обычно произносят «Будь ты проклят», а менее воспитанные прибавляют и кое-что покрепче. Но сегодня человек показал ему свою силу, открыто выступить против которой вожак не мог, тем более, находясь на чужой территории.

— Тогда довольно терять время. Перейдем наконец к сути нашей встречи.

Молча ожидавшие приглашения оборотни оживились, быстрыми тенями скользнув к столу. В неярком освещении стали наконец видны их лица.

Одной из теней оказалась женщина. Она первой откинула капюшон, и по плечам рассыпались тяжелые, выбившиеся из сложной плетеной прически волосы: темно-красные с отливом в медь, оттенка яркого осеннего клена. Ассоциации с осенью рождали и коньячно-карие глаза, и светящаяся золотистая кожа, и алый рот, цветом напоминавший яркие ягоды брусники.

Возраст женщины трудно было определить. Несмотря на внешнюю молодость, в облике совершенно отсутствовала свойственная юности легкомысленность, которую со временем вытесняет уверенность опытной, знающей себе цену дамы.

Внешность гостьи была примечательна: удлиненные глаза, заостренные скулы, нос и подбородок. Распахнувшийся плащ открывал взгляду и фигуру: острые плечи, тонкие руки и лодыжки, узкие цепкие пальцы. Худоба женщины была так выразительна, что её можно было назвать костлявой. Однако, при этом не создавалось впечатления хрупкости, истощения или болезненности, напротив, тело женщины представлялось сотканным исключительно из стальных волокон мышц, из ломаных линий и острых углов. В каждом движении сквозила сила и четкость, и какая-то нечеловеческая, угловатая грация. Хищные ногти, длиной превышающие фалангу пальца, казались металлическими и холодно поблескивали в полумраке.

Перед ними была Саранде — легендарная королева лис, в борьбе за власть перервавшая глотки матери и двум старшим сестрам.

Рядом с лисицей стоял её брат Менея, обликом очень походивший на сестру, однако не столь эффектный. Лисами традиционно руководили два вожака — мужчина и женщина, которые официально имели равные права и должны были совместно принимать решения. Однако на деле испокон веков в клане царил матриархат, и голос вожака-мужчины всегда был совещательным, а женщины — решающим.

Менея весьма достойно справлялся с непростой второй ролью, подходя к исполнению воли Саранде с ответственностью и педантичностью. Сейчас на лице его было написано спокойное, внимательное ожидание.

Чуть поодаль от них сурово хмурил брови светловолосый и светлоглазый Хольг — суровый вожак вепрей. Судя по всему, происходящее мало нравилось прямодушному оборотню, но он пока держал язык за зубами.

Поднявшийся с пола Арх Юст угрюмо косился на правителя Ледума, но тоже помалкивал. Должно быть, решил приберечь свою злость на более подходящее время и место. Инстинктивно прижимая руку к грудной клетке, он словно защищался от удара.

Все они приготовились слушать слова лорда.

О драконах, как и о представителях любой из старших рас, в Бреонии ходили весьма противоречивые легенды, слухи и даже страшные сказки, которые для остроты ощущений любили рассказывать на ночь.

Общий смысл преданий сводился к тому, что твари это невероятно хитрые, могущественные и вдобавок обладающие заветной мечтой человечества — бессмертием. Достоверных подробностей не было. Если про прочих нелюдей всё же имелась какая-никакая информация, доподлинно известная узким специалистам, то раса драконов по-прежнему оставалась окутана соблазнительным флёром тайны.

Что тут вымысел, а что правда, сложно было разобрать, так как очень немногие люди имели счастье лицезреть дракона и остаться в живых. Точнее, лицезреть в истинном виде, вот что имелось в виду. В обычной-то жизни, наверняка, было больше шансов встретить дракона случайно, даже не догадываясь об этом, ибо молва приписывала загадочным ящерам умение принимать абсолютно любой облик, в том числе человеческий.

И надо сказать, приписывала не зря, ибо стоящий перед Серафимом представитель древнейшей расы в эту самую минуту внешне ничем не отличался от простого смертного.

Хм… разумеется, если не брать в расчет глаз.

Глаза ящера были необыкновенными. Хотя бы потому, что имели разный цвет, как у иных котов. Один оттенком напоминал редкую разновидность оникса, прозрачно-коричневую с характерными для этого камня узорами, а другой — расплавленное золото вперемешку с каплями солнечного янтаря. И всё бы ничего, да только радужку золотого глаза прорезали сразу три, а карего — целых четыре черных трещинки, сходящиеся к центру.

И это вместо привычно круглого или, на худой конец, вытянутого зрачка!

Смотреть в глаза дракону оказалось странно. По ощущениям сходно с опрокидыванием, внезапным падением в какой-то бездонный колодец, аж дух захватывало. Эти глаза были старыми… нет, древними. Они были старше самого старого знания, которое только уцелело в безжалостных жерновах времени, стирающих в пыль всё сущее. Они были старше настолько, что даже самого понятия времени в них еще не существовало.

Воздействие было мягким, подобным тому, какое оказывают зеркала цветных калейдоскопов. Словно в ярком детском сне, непрерывно изменялись причудливые узоры, складывались мозаики, которым никогда не дано повториться, а странные сочетания красок и вовсе не встречались в реальности. Всё это невинное волшебство приводило мозг в состояние легкого шока, после которого рассудочная деятельность постепенно замедлялась и развивался эффект эйфории. Изысканная игра цвета и бликов уводила за собой, незаметно утягивала куда-то в неведомый, нереальный мир чудес…

Дракон укоризненно качнул головой, выводя ювелира из состояния экстатического транса.

— Судя по всему, один только ты во всей Бреонии ни сном ни духом не ведаешь, что не стоит смотреть в глаза дракону, — громким шепотом доверительно сообщил пришелец. — Не слыхал расхожей фразы, предостерегающей делать это, а?

Себастьян вздрогнул, очнувшись, и попытался собраться с мыслями. Надо заметить, сделать это оказалось нелегко — мысли растекались, как кисель из опрокинутого на пол стакана. Таким же текучим, водянистым был и голос ящера. Во всем остальном он представлялся вполне себе обычным, за исключением одного — голос этот заполнял сознание полностью, до самых краев.