– Принимаешь антикоагулянт?

– Нет.

Сухой лязг шарика в баллончике намекнул, что криоспрей закончился.

– Потерпи тогда, я ещё не распаковалась, – пробормотала Маррада и чиркнула мне по шее скальпелем. Крест-накрест, чтобы дольше не сворачивалась кровь.

Я успела подхватить брызги салфеткой. Бабочка обернулась целиком, размотала хоботок и пила кровь, как нектар. Пыльца пудрила мне лицо. Это было больно и жгуче, но терпимо. Сносно и чуть-чуть иронично – чувствовать себя цветком. Через пару минут всё закончилось.

– Свободна. Кыш.

Маррада исчезла за ширмой. Я возвращалась к себе и думала, отчего, если Бритц уступил ей целую Лимани, она пришла за мной? Пенелопа топталась злая-презлая:

– Она это нарочно! В пику ему.

– Бритцу плевать, кто питается общими рабами, – отмахнулась я.

– Поверь мне, нет. Кай, конечно, ничего не скажет, но подумает.

– Это не вернёт мне стакан крови. А потом он подумает ещё раз и ещё… пока она меня всю не выпьет.

– Маррада не тронет тебя больше. Она вредная, но трусит играть с огнём.

– Да, спасибо тебе преогромное. За попытку с браслетом.

Рыжая кивнула. Её вниманием опять владели тревожные голые скалы.

* * *

Горы высились чуть ли не до самой ледяной сферы, и к Пику Сольпуг было невозможно добраться ни на воланерах, ни тем паче на гломеридах. Звездолёт попросту не развернулся бы среди скал. Искать тайник предстояло пешком. Трое пробирались по щелям, каждый на восьми ногах: двух человечьих и шести насекомых, чтобы цепляться за уступы.

– Мы сейчас немного пауки, – заметил Кайнорт, ведя пальцами по склизким стенам.

Откуда-то из-под ног дохнуло тёплым паром. Под сводами слюдяных лабиринтов бурлили горячие источники. Воду в них защищали вкрапления руженитовой руды – и так спасали от гидриллия.

– Вот куда я сходил бы помыться, – восхитился Крус, заглядывая сквозь трещину в купальни, – если бы не боялся свернуть шею!

Берграй присвистнул. Скатиться к источникам было полдела, но выбраться наружу мог только настоящий акробат. Через пару часов они вышли на плато. Воздух пах странно. Прелыми травами и затхлой сладостью. Жизнью и смертью. Трое шли мимо бугров или стогов, которые сначала приняли за кучи прошлогодней соломы. Кайнорт присел у одной такой, поворошил. Под жухлой травой обнажились кости.

– Трупы.

Звуки в ущелье разносились гулко, эхо множилось, рокотало. На голоса пришельцев явилась одинокая фигура, обмотанная драными палантинами. Старик, карминский отшельник. В этом диком месте он казался древним духом, и Берграй невольно склонил голову в знак приветствия:

– Ты один здесь живёшь?

– Я последний пастух балантифей, – произнёс карминец.

Позади он оставил избу-развалюху. В узловатом тентакле пастух сжимал посох, а рядом извивался и скалился редкой красоты зверь. Белый змей с лиловой щетиной вдоль хребта. Он был невелик, но мог запросто проглотить барьяшка. Берграй шагнул вперёд с рукой на кобуре глоустера.

– Придержи свою балантифею. Мы вас не тронем. Покажешь путь к Пику Сольпуг?

– Я не вожусь с насекомыми, – покачал головой пастух. – Вы забрали солнце из долины, и все мои балантифеи погибли от голода. Эта последняя. Последняя на всём белом свете… Но и ей недолго осталось.

– Обещаю, чем раньше мы доберёмся к Пику Сольпуг, тем раньше сюда вернутся вода и солнце.

– Поздно. Взгляни, – карминец приблизился и подозвал змея. – Взгляни: на её спине вянут лиловые скарландыши. Это её желудок. Балантифеи едят голую землю. Цветы на её хребте копили энергию солнца, чтобы переваривать почву и питать зверя. Как только ледяная сфера закрыла небо, скарландыши перестали фотосинтезировать, и мои балантифеи погибли. Все до единой. Они ели, но не насыщались. Это долгая и мучительная смерть! Завтра завянет последний бутон, и балантифея умрёт.

Подошёл Кайнорт, без хромосфена и без оружия.

– Давай, ты же психолог, – шепнул Инфер.

– Серый дьявол! – рыкнул пастух, едва Бритц открыл рот.

Карминец ударил посохом, и гул прокатился по скалам. Зверь зашуршал по камням, встал на дыбы и затряс лиловой гривой. Его пасть усеивали пилы из кремния. Берграй сделал предупредительный выстрел. Над плато блеснуло. Балантифея издала вопль, распласталась по земле и задрожала.

– Серый дьявол, – повторил пастух в бесстрастное лицо Кайнорта. – Это ты виноват! Это всё – ты! Получай пророчество римнепейских отшельников: эта балантифея сразит тебя. Заставит корчиться от боли и судорог. Она повалит тебя в грязь, ты будешь задыхаться в собственной крови и желчи, пока они не польются из глаз, а гнойная пена не запечёт ноздри и губы. Ты падёшь к ногам заклятого врага. Балантифея отомстит.

Тогда Бритц молча отстегнул армалюкс. В тишине, накрывшей ущелье, последнюю балантифею поглотили нити аннигиляции, растворяя лиловую гриву колосок за колоском. Пастух осел на камни, ещё теплые от останков зверя. Он накрыл лицо капюшоном и замер, будто камнем обратился.

До самой ночи эзеры рыскали по ущелью. Пик Сольпуг дразнил их острой вершиной, но не давался. Скалились непролазные зубцы вокруг долины балантифей.

– Я вижу проход! – крикнул Крус наконец.

– Вернёмся на рассвете, – решил Бритц. – Кто знает, какие ещё сюрпризы здесь водятся.

– Знаешь, я имел в виду несколько иное, когда просил разобраться с пастухом в твоём стиле, – заметил Берграй, спускаясь за рой-маршалом обратно в лагерь.

– Это и есть мой стиль.

После вспышек в ущелье Пенелопа бродила сама не своя, повторяя, что всех там, должно быть, перебили партизаны. Связаться с разведчиками не удалось. Время от времени рыжая бросала на меня растерянный взгляд, и я искренне хотела побыть рядом. Но Язава и Тьель так радовались выстрелам, что я и не знала, куда себя деть. Да и побаивалась шастать среди эзеров из-за Маррады. Неприятно было сознавать, что присутствие Бритца в лагере стало гарантом моей безопасности, но что правда, то правда. В сумерках я прихватила банку с брысками, бесполезный линкомм, над которым давно ковырялась, и выскользнула за внешний контур. Никто не остановил: бежать здесь было попросту некуда.

Ветер сбивал дыхание. Но я терпела ради того, чтобы побыть одной. Прислонившись к пузатому ледяному шару на краю долины, я разложила детали и принялась колдовать над приёмником. День ото дня потребность отправить сообщение становилась маниакальной. Старенький линкомм когда-то давно работал от карминских спутников, и теперь я мастерила из него двойного агента: подключала к аппаратам эзеров.