– Вы чего! – рассердилась Тьель, а другие шчеры попятились ей за спину. – Мы эту кровь два месяца цедили. Уничтожите запасы, а новые они откуда возьмут? Вы-то уйдёте… а они же нас досуха выжмут!

– Сначала притащили на Кармин тварей, а теперь командуете! – крикнул карминец. – Уйди, тараканья подстилка, или шмальну!

Он завизжал резаком. Две рабыни рядом схватились за руки. Партизан выжал спуск, обдавая Тьель огнём. Внезапно его отбросило от рефрижератора. Он корчился, ослепший от ожогов и боли.

– Бумеранг!.. Она бумеранг! – карминец покрывался пузырями.

Партизаны принялись палить из болотных крименганов без разбору, но рабыни уже тащили Тьель за холодильник. Откуда ни возьмись – безумный шар, утыканный иглами, смял партизан. Ёрль катался по спирали, брыкая шипастым хвостом и подпрыгивая на телах, пока не размазал их по земле. Рабыни приводили в чувство Тьель. Ей сильно досталось огнём.

– Она что же, выходит, маг? – удивилась Йеанетта.

– А я так и знала, так и знала, – бормотала Язава. – Видишь – на шее ни следа жвал. Она всегда только сама забирала у себя кровь.

– Почему же она без специального ошейника для магов?

Ёрль опустился рядом и похлопал Тьель по щекам. Иглы у него на спине были в крови и пучках карминских волос.

– Такова дисциплинарная политика рой-маршала, – объяснил Ёж. – Чтобы его солдатня не знала, кто из рабов может оказаться бумерангом, и не распускала жвал. Эту, как стрельба стихнет, несите в медблок. Дышит вроде.

– Язава, слышишь?.. – шепнула Йеанетта, оглядываясь.

Воздух колыхнуло. Сначала едва-едва, потом сильнее. Эзеры поднимались в воздух, не опасаясь хи-тау: все карминцы в штабном контуре были мертвы.

* * *

По лагерю летел толстопузый шершень: Альда Хокс торопилась к плазмотронам, чтобы отключить их, как только Берграй одолеет Волкаша. У границы контура ждали солдаты, которые получили больше пятидесяти баллов из ста в тесте на чувствительность к диастимагии суидов. Такие составляли большинство. Они изнывали от зависти к Берграю, который получил «тринадцать». Кайнорт Бритц, если не врали, имел «девяносто девять» и без колебаний пустил бы себе плазму в лоб, окажись в зоне влияния Волкаша. Иронично, что в итоге его съела землярка.

– Берграй! – взвыла Хокс. – Кончай мага, ну?

Инфер не отозвался, и Альда подключилась к его визору. Насекомые облепили скорпиона. Троих добивал яд. Один хрипел, раздавленный клешнёй, и трусил застрелиться, чтобы инкарнировать позже. Альда таких не осуждала: сама ненавидела умирать. Наконец Инфер преодолел влияние диастимага настолько, чтобы обратиться осой.

– Всем наизготовку, – скомандовала Хокс и принялась отключать плазмотроны. – Даю шчеру минуту против Инфера. Пошли, пошли!

Барьеры пали, и стало очевидно, что подмога на внешние контуры пришла поздно. Троих партизан убили, но четверо сбежали в землярке, успев подорвать склады.

– Осталось чуть меньше половины запасов крови и оружия, госпожа, – доложил Игор, собрав отчёты.

Итак, штаб сохранил всё. Второй контур – половину запасов. Альда вылетела за пределы лагеря.

– Финиш, – обрадовал её Берграй.

На третьем контуре было тихо. Гломериды, рефрижераторы и топливные контейнеры стояли нетронуты. Альда Хокс, с полными сапогами грязи, встала на край воронки. Третья землярка ещё была здесь, наворачивала круги, и по долине катались ледяные шары. Ть-маршал чувствовала, что это ещё не конец.

– Вы окружены, – объявила она в пустоту. – На каждого из вас здесь десятки эзеров. Ваши товарищи убиты. Ваш маг пленён. Сдавайтесь, и казнь будет милосердной.

Послышалась возня. Из-за складов в воронку полетели крименганы, напульсные иольверы и «фенечки»: летучие шипованные удавки. Альда выдохнула.

Землярка зашла на последний круг под контейнерами. И те взмыли в воздух! Подземные воды, пригнанные под самые склады, начали притягиваться к небу. Поток, подчинённый орбитальным эмиттерам, опрокинул рефрижераторы, раскачал гломериды, подбросил воланеры, но тяжелые корабли, не долетев до сферы, упали кучей вниз. Оружейные сейфы от удара взорвались, запылало топливо.

Семерых карминцев вознесло с водой к самому куполу и вморозило в небеса. Торжественная смерть для героев. Кристаллы крови из разбитых рефрижераторов таяли и притягивались к небу. Красный дождь шёл вверх.

Жарко, больно и сыро. Меня подхватили из лужи и, усадив на скомканную лежанку, плеснули в лицо тёплой водой.

– Да что же ты такое, Ула?

Голос был злой. Очень злой, хуже пощёчины, которую я ждала, а её всё не было. Что ему ответить? От сотрясения язык и глаза набрякли свинцом, затягивало обратно в обморок. Мы всё ещё были в землярке. Кайнорт Бритц и я. Застряли в ней, продирающей почву слой за слоем. По стенам мигали блесклявки.

– Значит, портал – твоя работа, – зачем-то болтал он вместо ударов. – А долго тебя уговаривали сложить голову ради моего убийства? Или Волкаш умеет очаровывать глупых, но храбрых девочек?

С трудом повернув звенящую голову к стене, я увидела: глаза с белой радужкой под чёрными бровями. Мой рисунок. Значит, мы попали в ту самую землярку. И это моя лежанка.

– Это был импромт… то есть… экспровизация… то есть, – господи, как же болела голова! – А ещё следом за тобой влетел хи-тау, и он разбил здесь водяные пузыри. Потому что землярка – тоже хитиновая. Теперь она уйдёт на глубину искать подземные источники.

– И когда вынырнет?

– Не знаю. Когда отрастут новые пузыри. Через… месяц, может, через несколько.

За спиной у Кайнорта поднимались белые клубы. Он не моргая оглядывал землярку и – могла поклясться – боялся, чертовски боялся и нервничал. Я добавила с наслаждением мазохиста:

– Воздух сюда попадает только с поверхности, когда землярка разевает рот. Скоро нечем будет дышать.

– Я не дам тебе умереть, – пообещал Бритц, – здесь.  Не бойся. То есть бойся! Вытащу на поверхность и казню со всеми почестями. Серьёзно, от души, ты это заслужила.

– Ничего не выйдет. Ты свалишься в обморок и умрёшь, не приходя в сознание.

– Мне напророчили другую смерть. Там, знаешь, в грязи, крови и судорогах. Тут ничего этого нет.

Он принялся осматривать землярку, ползал, щупал и растрачивал впустую силы и кислород. У меня были все шансы пережить его. Аж на пару часов. Висок горел, весь череп ломило. Становилось жарко, мутило от равномерной тряски, пока наконец не стошнило при попытке встать на ноги. Я умылась горячей водой из лужи, но всё равно затряслась в ознобе. Умирать расхотелось. Ничего героического не было и в помине в этом тельце на четвереньках.

Кайнорт цеплялся руками и лапами к стенам и в один момент завис вверх тормашками над широким бугром. Кожа на бугре задрожала, треснула, разошлась тремя морщинистыми веками. И оттуда выпучился скользкий мутный глаз. Бритц сорвался с потолка на пол.