– Был, пока не узнал, что все это изгнание демонов и говорение на языках – чистой воды вранье.

Артур отхаркнул мокроту и смачно сплюнул на землю.

– Понимаю. Вы продали свою землю после войны?

– Тадэуш Боумэн все донимал меня – мол, покайся, – продолжал он, словно я и рта не раскрывала, – а мне все это было уже побоку. Чертов дурень не смирился с моим уходом, пока я не прочистил ему мозги под дулом винтовки.

– Мистер Артур, я хотела поговорить о земельном участке, который вы купили у Виктора Ливингстона.

– Не покупал я никакого участка у Виктора Ливингстона.

– В архивах сказано, что Ливингстон передал вам право на владение в тысяча девятьсот тридцать третьем году.

– В тридцать третьем мне стукнуло девятнадцать. Только что женился.

Разговор медленно, но верно заходил в тупик.

– Вы знали Виктора Ливингстона?

– На Саре Мэшэм. Она умерла при родах.

Он отвечал так бессвязно, что я заподозрила старческое слабоумие.

– Те семнадцать акров нам подарили на свадьбу. Таков был уговор.

Он погрузился в раздумья, и морщины, обильно пролегавшие вокруг глаз, стали глубже.

– Мистер Артур, простите, что отвлекаю вас от работы в огороде, но…

– Приданое – вот как это называется. Это было ее приданое.

– Что именно?

– Ну, вы же спрашиваете насчет того участка близ Раннинг-Гоат?

– Да, сэр.

– Нам его отдал Сарин папаша. А потом она умерла.

– Виктор Ливингстон был отцом вашей жены?

– Сара Мэшэм-Ливингстон – так звали мою первую супругу. Мы прожили вместе три года – и все кончилось. Ей едва стукнуло восемнадцать. Ее папаша так горевал, что и сам вскорости помер.

– Простите, мистер Артур.

– Тогда-то я бросил эти места и рванул с Джорджем Хенски через Теннесси. Это он пристрастил меня к возне со змеями.

– А что было с участком возле Раннинг-Гоат?

– Один городской хлыщ захотел его арендовать и устроить там стоянку. Мне эта земля была поперек горла, а потому я сказал: да черт с ним, берите. Деньги-то, по сути, из воздуха.

Артур снова шумно откашлялся и сплюнул.

– Это был палаточный лагерь?

– Ну, туда приезжали всякие охотиться и рыбачить, но, если хотите знать мое мнение, они по большей час ти прятались от своих баб.

– А дом там был?

– Пока я не построил охотничий домик, они жили в палатках, жгли костры и все такое. – Старик покачал головой. – Чем только люди не тешатся! Уму непостижимо.

– Когда вы построили охотничий домик?

– Еще до войны.

– Там был огороженный внутренний двор?

– Это вы о чем толкуете?

– Вы устроили двор и обнесли его каменной стеной?

– Я ж не замок, мать его, строил!

– Вы продали участок в сорок девятом году?

– Точно.

– В тот самый год, когда порвали с Тадэушем Боумэном.

– Эге.

– Люк Боумэн припомнил, что вы покинули паству его отца сразу после смерти Эдны Фаррелл.

Старик снова сощурился:

– Вы на что-то намекаете, юная леди?

– Нет, сэр.

– Эдна Фаррелл была доброй христианкой. Она не заслужила такой участи.

– Вы не могли бы сказать, кто купил ваш участок?

– А вы не могли бы сказать, с какой стати суете нос в мои дела?

Мое мнение об Эдварде Артуре менялось на ходу. Поскольку он стар и немногословен, я подумала было, что с годами его разум притупился. Человек, стоявший передо мной, в хитроумии дал бы фору чемпиону мира по шахматам. Я решила играть в открытую.

– Я больше не расследую крушение, потому что меня обвинили в противозаконных действиях. Но это неправда.

– Эге.

– Уверена, с этим домом связана какая-то тайна, и хочу узнать, какая именно. Эта информация может помочь мне защитить свое доброе имя, но подозреваю, что кто-то пытается мне помешать.

– Вы были там?

– Внутри – нет.

Артур открыл было рот, собираясь заговорить, но тут сильный порыв ветра сорвал с него шляпу и поволок по грядкам. Лиловые губы старика снова плотно сомкнулись над беззубыми деснами, он лишь взмахнул тощей, как у пугала, рукой.

Я метнулась вдогонку за шляпой, поймала ее и придавила ногой. Затем отряхнула с нее комочки грязи и вернула Артуру.

Старик схватил шляпу и крепко прижал к груди. Его била крупная дрожь.

– Не хотите надеть рубашку, сэр?

– Холодает, – пробормотал он и поковылял к тачке.

После того как Артур застегнул рубашку, я помогла ему собрать орудия труда и укрыть их вместе с тачкой в сарайчике за коттеджем.

– Мистер Артур, кто купил ваш участок? – повторила я вопрос, когда он запирал дверь.

Он защелкнул висячий замок, дважды дернул его для верности и повернулся ко мне:

– Лучше бы вам, юная леди, держаться оттуда подальше.

– Обещаю, сэр, в одиночку я не пойду.

Старик смотрел на меня так долго, что я уже распростилась с надеждой на ответ. Потом он шагнул вперед и подался ко мне вплотную.

– Прентис Дэшвуд.

Имя «Прентис» он не произнес, а сплюнул – с такой силой, что мельчайшие частицы слюны брызнули мне на подбородок.

– Ваш участок купил Прентис Дэшвуд?

Артур кивнул, и его старческие блеклые глаза потемнели.

– Сам Сатана, – прошипел он.

Когда я позвонила в офис Кроу, помощник шерифа сообщил, что она еще не вернулась из окрестностей Фонтаны. С минуту я сидела, постукивая ключами по рулевому колесу, и неотрывно глядела на коттедж Артура.

А потом завела машину и выехала на дорогу.

Хотя небо стремительно затягивали грузные зеленовато-черные тучи, я ехала с опущенными стеклами и встречный поток воздуха бил в лицо. Я знала, что очень скоро ветер, сорвавшись с цепи, набросится на деревья и потоки дождя хлынут на асфальт и щедро омоют горный склон, но сейчас прохладный воздух был пока еще свеж и приятен.

Выехав на шоссе 19, я повернула назад, к Брайсон-Сити. Через две мили к югу от города я заметила небольшую дощатую табличку и свернула на присыпанную гравием дорогу.

Гостиница «Ривербэнк инн» располагалась в четверти мили дальше по дороге, на берегу реки Тукасиджи. Одноэтажное, покрытое желтой штукатуркой здание в стиле ранчо, популярном в пятидесятых. Шестнадцать номеров гостиницы протянулись по обе стороны от входа в центральный офис, у каждого номера имелся отдельный вход с крыльцом. На всех верандах ухмылялись пластиковые фонари из тыквы, а на дереве у главного входа болтался мерцавший электрическими огоньками скелет.