Шериф не просила показать лицензию и не задавала стандартных вопросов, а потому я решила, что это не обычная остановка автомобиля с целью проверки. Неужели меня сейчас арестуют?

– У меня есть новость, которая вас, скорее всего, не порадует.

Рация, пристегнутая к поясу Люси, громко зашипела, и шериф, не глядя, нажала на ней какую-то кнопку.

– Вчера вечером отыскался Дэниел Ванета.

Я не сразу нашла в себе силы задать вопрос…

– Живой?

– Еще какой живехонький. Около семи вечера постучался в жилище дочери, поужинал с родней и отправился к себе домой спать. Дочь позвонила мне сегодня утром. – Кроу говорила громко, чтобы заглушить рев проносящихся мимо машин.

– Где он пропадал целых три месяца?

– В Западной Виргинии.

– И что он там делал?

– Этого она мне не сообщила.

Дэниел Ванета жив. Я никак не могла до конца поверить в такой поворот событий.

– Есть новости насчет Джорджа Эдера или Джеремии Митчелла?

– Ровным счетом никаких.

– Впрочем, ни один из них не вписывается в схему.

– Как я понимаю, вашему делу эта новость не поможет.

– Не поможет.

Хотя даже себе самой я не смела признаться, все это время я рассчитывала на то, что ступня принадлежит Дэниелу Ванета. Теперь придется все начинать с нуля.

– Но я искренне рада за семью Ванета.

– Они хорошие люди.

Кроу пристально смотрела на мои пальцы, теребившие руль.

– Я слыхала насчет того сюжета в новостях.

– Звонили так часто, что пришлось выключить мобильник. Только что была встреча с Паркером Дейвенпортом. На стоянке перед «Слип инн» меня подстерегала толпа журналистов.

– Дейвенпорт… – Она оперлась локтем о дверцу машины. – Типичный «белый голодранец»[66].

– Что вы имеете в виду?

Кроу посмотрела на дорогу и вновь перевела взгляд на меня. Солнце отражалось, сверкая, в ее очках-авиаторах[67].

– Разве вы не знали, что Паркер Дейвенпорт – здешний уроженец?

– Не знала.

С минуту она молчала, погрузившись в воспоминания, которыми не собиралась делиться.

– Насколько я понимаю, вы от него не в восторге.

– Скажем так, я никогда не повешу над кроватью предвыборный плакат с его портретом.

– Дейвенпорт сообщил, что ступня исчезла из морга, и обвинил меня в краже. – Мне пришлось сделать паузу, чтобы унять дрожь в голосе. – Еще он сказал, что лаборантка, помогавшая мне провести замеры, тоже исчезла.

– Кто это?

– Пожилая чернокожая женщина Примроуз Хоббс.

– Попробую что-нибудь разузнать.

Мимо прогрохотал грузовик, обдав нас волной горячего воздуха. Кроу выпрямилась.

– Я собираюсь потолковать с нашим генеральным прокурором – глядишь, быстрее ордер получу.

Мне в голову пришла неожиданная мысль: Ларк Тирелл, отстраняя меня от расследования, в числе других проступков назвал нарушение границ частного владения, но на сегодняшней встрече дом с огороженным двором ни разу не был упомянут.

– Я узнала, кому принадлежит строение.

– Рассказывайте.

– Земельный участок вместе с домом с тысяча девятьсот сорок девятого года в собственности инвестиционной группы под названием «АП». Ранее владельцем участка был Эдвард Е. Артур, а до него – Виктор Т. Ливингстон.

Люси покачала головой:

– Меня тогда и на свете не было.

– У меня в номере лежит список членов правления «АП». Могу привезти вам в офис – вот только заеду узнать, как продвигается ремонт машины.

– А мне после разговора с генеральным нужно будет смотаться к озеру Фонтана. Там завелся долбаный Фокс Малдер[68], который считает, что его преследуют инопланетяне. – Кроу глянула на часы. – Думаю, вернусь к четырем.

В «Дом на холме» я приехала, охваченная лихорадочным возбуждением. Чтобы успокоиться, взяла Бойда на прогулку – тем более что нужно было нагулять аппетит к завтраку. Пес, существо незлопамятное, принял предложение с восторгом.

Дорога еще не просохла после вчерашнего дождя, и под ногами у нас негромко хлюпала раскисшая дорожка. Бойд пыхтел и побрякивал металлическими висюльками на ошейнике. Кроме него, тишину нарушали только резкие крики соек и чириканье воробьев.

Окрестный пейзаж походил на еще одну работу неизвестного импрессиониста: бескрайнее полотно долин и гор, сверкающих позолотой яркого утреннего солнца. Ветер, однако, за ночь переменился и теперь обжигал пронзительным холодом. Всякий раз, когда мы забредали в тень, я остро ощущала близость неизбежной зимы и убывания дневного света.

Прогулка успокоила меня, но только отчасти. Когда я поднималась по лестнице в «Магнолию», в груди холодело при мысли о недавнем вторжении. Впрочем, сегодня дверь номера была закрыта и все вещи лежали на местах.

Я приняла душ, переоделась в чистую одежду. Включила мобильник – и он тут же зазвонил у меня в руке. Негнущимися пальцами я нашарила кнопку ответа. Очередной журналист. Отключилась и набрала номер Пита.

И как обычно, услышала механический голос автоответчика. Было жизненно необходимо посоветоваться с адвокатом, но я прекрасно знала – по другим номерам дозваниваться ему бессмысленно. У него есть и мобильник, и телефон в машине, вот только заряжает их Пит крайне редко. Отправляясь в такую далекую поездку, он, как правило, забывает включить мобильник, а то и оставит его на приборной доске в машине либо на прикроватной тумбочке.

Досадуя на Пита, я разыскала присланный Макмагоном факс, сунула его в сумочку и пошла вниз.

Я готовила сэндвич с яичным салатом, когда в распашную дверь кухни, пятясь, вошла Руби с синей пластиковой корзиной белья. Она была в белой блузке и украшениях из фальшивого жемчуга, на ногах – спортивные брюки, носки и шлепанцы, тугой валик волос покрыт свежим лаком. Судя по виду, она куда-то выходила с утра, а вернувшись, переоделась лишь наполовину.

– Хотите, я сама приготовлю вам сэндвич? – спросила она.

– Спасибо, я справляюсь.

Руби поставила корзину и отошла к мойке. Шлепанцы ритмично хлопали ее по пяткам.