Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как инкассатор-любитель, — про себя прокомментировал Виктор. — Не застрелю, так хоть испугаю…»
Сама комната тоже преобразилась: повсюду был наведен идеальный порядок, а на столе лежала скатерть из кенийской материи с потрясающими цветными узорами, выполненными натуральными красками. На ней стояли несколько глиняных приборов грубой кустарной работы и большая деревянная коробка с сигарами.
Стулья были отмыты от многолетней пыли.
— Мы тут убирались, — улыбнулся Стурен мягкой вкрадчивой улыбкой, — …и почти успели к вашему приходу.
Виктор вошел спокойный и сосредоточенный, понимая, что от этого «жука» в любой момент можно ждать подвоха. У Сигрид в комнате сидели все трое мужчин: Маломуж, Хорунжий и Вубшет. Плинфу же Лавров все-таки взял с собой.
— Кофе? — опять улыбнулся Густав и виновато посмотрел на журналиста. — Ваш коньяк я весь выпил…
— …На здоровье.
— Ну что, приступим? — в полный голос сказал Стурен и указал Виктору на крепкий стул напротив себя.
— Пожалуй, — согласился Виктор. — Только охрану из-за штор уберите.
Виктор сразу обратил внимание на плотные гардины у окна. Он понял, что они не просвечиваются и там вполне мог кто-то быть.
— И-и-их, — весело выдохнул Стурен. — От вашего взгляда ничего не укроется.
Он что-то сказал на местном наречии, и из-за штор выскочили два аборигена в перьях, с копьями и мечами из костей хищников. Оба быстро выбежали из помещения под хлопки ученого в ладоши.
— Просто цирк какой-то… — прокомментировал Лавров и спокойно сел за стол.
— После того как я им починил насос в артезианской скважине, они считают меня братом Белого Масая. Вы не слышали легенду о Белом Масае?
— Доводилось, — ответил Виктор, которому не терпелось перейти к разговору о камне.
— Они тут все одичали, — словно поддразнивал журналиста ученый, оттягивая основную тему разговора. — После ухода колонизаторов, которые построили им этот сарай, сделали водопровод и вырыли скважину, они не знали, как всем этим пользоваться… Вот пришлось все налаживать.
— Густав, я…
— Понимаю, понимаю вас, Виктор. Но и вы меня поймите. Я не могу вот так просто доверять первому встречному. Пусть даже я его видел один раз пять лет назад…
— Что же вас так испугало, что вы перестали доверять людям?
— У меня возникли трения с министерством культуры Эфиопии, — объяснил канадец. — В одном из подземных храмов эфиопского города Лалибела я обнаружил «Евангелие от Павла» — это сборник протоколов допросов первых христиан, лично знавших Иисуса. Все протоколы представляют собой логию в форме вопросов-ответов.
— Но я слыхал, что они уничтожены! — изумился Виктор. — Сожжены самим Павлом.
Стурен недовольно поморщился, будто любое возражение причиняло ему боль.
— …Подлинность папирусов не вызывает сомнений. Я отрезал кусок документа и отправил своему другу, профессору Зубу, в лабораторию в Дрезден… Вы знаете, кто такой профессор Зубу?
Виктор сталкивался с Марионэлом Зубу на нескольких научных конференциях. Крепко сбитый мужчина с коротким светло-русым ежиком волос, серыми, будто прозрачными, глазами и без чувства юмора. Он больше смахивал на охранника, чем на ученого, однако внешность бывает так обманчива. «Ты сам-то на кого похож, Лавров?» — думал журналист, вспоминая ученого с молдавскими корнями.
Но переговоры продолжались, и Виктор быстро вернулся в их русло.
— Так эфиопы, по идее, наоборот, должны были обрадоваться такой находке, — удивился журналист.
— Понимаете, — пояснил Сутрен, — я никому не сказал о своей находке…
— Вы… украли ее?
Густав нахмурился:
— Как говорят у вас: в большой семье… клювом не щелкают.
— У вас прекрасный русский язык! — отшутился Виктор.
Густав Стурен говорил по-русски с акцентом, но не с таким, как у Сигрид, а с тем, какой бывает у англоязычных людей. «Родной язык у тебя все-таки не шведский, а английский», — подумал Лавров.
— Да, — согласился канадский швед. — У нас в семье берегли знание этого языка, меня даже назвали русским именем — Густав. Это по-русски Гостислав или Гостомысл, я уж не помню, а у шведов — Густав.
— Никогда бы не подумал!
— Фамилия Малыша в повести нашей писательницы Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» — Свантесон, это от русского Святополка…
— Как?..
— Да-да, Святополк — это у шведов Свантепулькер, а потом это имя сократилось до Сванте…
— …Мистер Стурен… давайте ближе к делу, — не выдержал Виктор.
— А ближе к делу, мистер Лавров… — Густав встал и нервно заходил по комнате. — Я знаю о Камне Святого Климента, но никогда не видел его. Как я могу быть уверен, что то, что… вы привезли, — это то… что мне нужно?..
Густав так волновался, что последние слова произнес очень путано.
Виктор держал у себя в кармане еще один козырь. Хотя он и сам точно не знал, козырь это или нет. Во всяком случае, от следующей фразы он ничего не терял:
— Nil salvificem mundum sed verbum Dei.
Услышав латынь из уст Виктора, Стурен сначала замер, а затем сел на стул и сжался в комок.
— Кто вам это сказал?.. В-вы… разговаривали с ним?
Лавров понял, что не прогадал. Он открыл коробку с сигарами, лежащую на столе.
— Вы позволите?
— О, да-да, конечно, — от волнения Стурен перешел на английский.
Украинец срезал кончик сигары и, чиркнув огромной спичкой, не торопясь подкурил. Теперь настала его очередь тянуть время…
— Nil salvificem mundum sed verbum Dei. — повторил фразу Густав и тут же перевел ее с латинского языка: — Ничто не спасет мир — кроме Слова Божия! Где вы это слышали? Вы говорили с ним?
Стурен почти блеял от нетерпения, а Виктор молчал, выпустив плотное кольцо дыма. Теперь он был твердо уверен, что этой ночью говорил с голосом Иешуа.
— Густав, я серьезный человек и приехал не в бирюльки с вами играть. Камень вы получите только в том случае, если, как и обещали, выкупите моих соотечественников из пиратского плена. Я могу быть уверен, что так и будет?
— Родной брат моего хорошего здешнего знакомого подвизается у пиратов помощником главаря, — робко ответил Стурен.
— Вы считаете, этого достаточно, чтобы сделка прошла удачно?
Стурен заерзал на стуле. Виктор же был тверд, как никогда.
— Зачем вам этот камень, Густав?.. Вы хотите повелевать всем миром?
— Нет, ну что вы, — стушевался канадец и вдруг поймал на себе цепкий взгляд журналиста.
Виктор смотрел на ученого, не мигая. Так смотрят, когда хотят вывернуть человека наизнанку, добраться до его нутра, разведать все тайны его души.