— Не смотрите на меня так! — взвизгнул Стурен и закусил кулак. — Я ничего такого не сказал!

— Зачем вам это, Густав? — спокойно повторил Виктор.

— Хорошо! — ученый нервно вскочил со своего места. — Пойдемте со мной! Пойдемте!

Стурен встал и направился в сторону отдельной двери из комнаты.

— Пойдемте! Слово ученого: вас здесь никто не тронет! Не бойтесь.

«Слово ученого: ваши кости неплохо смотрелись бы в моей коллекции», — думал Виктор, следуя за Стуреном, при этом не теряя бдительности. Они шли по узкому темному коридору, и Виктор был спокоен. В таких условиях он мог справиться с любым количеством оппонентов, даже если у них было бы огнестрельное оружие. Журналист нащупывал рукой камень, лежащий в маленькой перекидной сумке через плечо, и это придавало ему уверенности. Вскоре, пройдя по коридорчику, ученый открыл дверь.

— Добро пожаловать! Моя святая святых!

В кабинете палеографа нашлось два стула в колониальном стиле с высокими спинками; собрание лингвистических словарей, разместившееся на книжных полках; сомы, копченные на костре и насаженные на короткие палки — высушенные, сморщенные, почерневшие от дыма, они казались шаманскими куклами, которые корчатся в отвратительной пляске. Нашелся здесь и огромный тюк ткани яркой расцветки, такие очень по вкусу африканцам; была здесь и глиняная утварь, и плетеные корзины, и сумки из волокна рафии, гвозди, ружья и мягкие фетровые шляпы, пальмовое вино в калебасах, кокосовое масло в старых жестянках из-под керосина. Стало ясно, что запасливость была одной из основных черт характера Густава Стурена.

— А что? — заметив обозревающий взгляд украинца, пояснил канадец. — Здесь почти не ходят деньги, и все достается с большим трудом. Люди предпочитают меняться, а не продавать.

— Почему же вы уехали из Эфиопии? — поинтересовался журналист.

— Я временно взял себе на обработку и расшифровку рукопись раввина Шаула, — пояснил палеограф. — А на меня кто-то донес. Приходится прятаться здесь, отсюда выдачи нет.

Разместившись на одном стуле и жестом указав Лаврову на другой, он продолжил:

— Понимаете, Библия дошла до нас в рукописях. И между рукописями есть разногласия. А Эфиопия, приняв христианство еще в первом веке, а потом отделившись от остального христианского мира, сохранила и самые ранние рукописи. По эфиопским документам можно обнаружить утраты в европейских текстах Библии и позднейшие вставки.

— О чем идет речь? — заинтересовался журналист. — Пропуски? Например?

— Нам неизвестно первое послание Павла к коринфянам, — пояснил палеограф. — То, что сейчас называется Первым посланием к Коринфянам, на самом деле является вторым, потому что оно начинается словами «Как я уже писал вам, братья…» Но это послание до нас не дошло.

— А вставки какие? — спросил Виктор.

— Их, кстати, немного, — отозвался Густав. — Это концовка Евангелия от Марка, последние несколько фраз в шестнадцатой главе, где есть обещание Христа, что «будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы». В древних рукописях этот текст не читается… Вставкой является седьмая глава Евангелия от Иоанна, там, где Христос встречается с женщиной, обвиненной в прелюбодеянии. Помните, где беседа Христа заканчивается словами: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень»? В рукописях до пятого века мы не встречаем этого эпизода и более того: мы не встречаем ссылок на этот эпизод у святых отцов. Скажем, святитель Иоанн Златоуст, который дал толкование на все Евангелие от Иоанна, пояснив в нем каждое словечко, оставил без комментариев целую главу, он даже не упомянул о ней. Очевидно, эта глава ему была не известна.

— То есть знаменитая картина Василия Поленова «Христос и грешница» нарисована по поздней вставке в Евангелие? Апостол Иоанн такого не писал?

— Ну, по духу, по сути своей эпизод евангельский, конечно, но апостол Иоанн такого не писал, да. Как и знаменитый текст в Евангелии от Иоанна «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном». В древнейших кодексах Нового Завета этой фразы нет. Это позднейшая глосса.

— Это еще что за зверь? — удивился Виктор.

— Бывает, что один переписчик пишет некое примечание на полях, смысл некоего пассажа резюмируется, а в следующем поколении другой переписчик вставляет это уже в основной текст. В истории текстов, рукописей такое бывает. Вот, например, Нагорная проповедь Иисуса обращена и к мужчинам, и к женщинам. Но вот «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» и «Кто женится на разведенной, тот прелюбодействует» обращены только к мужчинам, а для женщин никаких пояснений нет.

— Глосса, попавшая при дальнейшем переписывании в основной текст? — догадался Лавров.

— Именно так! — подтвердил Стурен. — При этом ни одна другая книга на земле не имеет такой удачливой судьбы, как Библия. Все до единой рукописи античных литераторов, историков, философов нам известны только в средневековых копиях. То есть разница между временем возникновения, скажем, Диалогов Платона и первыми рукописями, которые дошли до нас, составляет порядка двенадцати-тринадцати веков. В то же время разница между временем написания Евангелия и первыми рукописями Евангелия, которые дошли до нас, составляет двадцать лет! Евангелие от Иоанна было написано в первых годах второго столетия — Иоанн пережил всех остальных апостолов. И найденный в Египте фрагмент Евангелия от Иоанна, знаменитый Оксиринхский папирус, датируется серединой второго века — сороковые-пятидесятые годы. Это то, что признают большинство ученых.

— А есть такие, что не признают?

— Есть еще один фрагмент Евангелия от Матфея, который хранится в Тринити-колледже в Оксфорде. Точнее, три фрагмента папируса, каждый размером со спичечный коробок. Это двусторонние обрывки из двадцать четвертой главы — там на одной стороне и на другой написано. Эти фрагменты датируются шестидесятыми годами первого века. Если Евангелие от Матфея, согласно церковной традиции, написано около сорок второго года, то его фрагменты в Тринити-колледже — это копия с авторского оригинала. При этом надо заметить, что Матфей-то писал по-арамейски, не по-гречески. Только в конце первого века святой Климент Римский перевел Евангелие от Матфея с арамейского языка на греческий. Ни одна другая античная рукопись, античный текст не имеет столь удачной судьбы, столь удачной сохранности. Но тем не менее между рукописями есть разногласия. И знаете, что я нашел, расшифровывая протоколы допросов первых христиан?

— Теряюсь в догадках, — признался Лавров.

— Рукопись была свернута в трубочку, и таким образом самый первый лист — это последний протокол. Но не допроса, а осмотра склепа, в котором раввин Шаул обследует место, на котором Иосиф из Аримафеи и Никодим оставили тело Иисуса. Протокол заканчивается подробным описанием камня из вулканического стекла. Такие камни из черного обсидиана в Древнем Египте называли «камнями мертвых». Египтяне и вернувшиеся из египетского плена израильтяне верили, что если положить этот камень мертвому под голову — это поможет ему на пути в потусторонний мир… Последние слова последнего протокола я перевел как «Иешуа Святой, Он говорит со мной из этого «камня мертвых», если положить на него свой затылок»… На платке-убрусе отпечатался его лик, который нам теперь известен как Спас Нерукотворный; на Туринской плащанице отпечаталось его тело; в «камне мертвых» отпечаталась его душа. Изучая древние рукописи в архивах Ватикана и Стамбула, я проследил путь «камня мертвых» от апостола Павла к святому Клименту Римскому, далее в Херсонес, и потерял его следы в Киеве.