Большие круглые хижины с куполообразными крышами, покрытыми вялеными пальмовыми листьями, разместились вокруг небольшой площади. Здесь находилось единственное здание колониальной архитектуры — строение, в котором располагалась администрация муниципии Борама, центра административного региона Аудаль. Сюда и было договорено довезти экспедицию. Водители, Нима и Тахути, помогли разгрузить машины. Автоматчики участия в разгрузке не принимали. Они поглядывали по сторонам, перевесив свои автоматы Калашникова в положение на грудь, одной рукой удерживая цевье, другой — держа палец на предохранителе.

Толпа на торговой площади у здания администрации отличалась дивным разнообразием. Тут можно было увидеть арабских торговцев в белых одеяниях и вязаных белых шапочках; местных воинов боран, обмазанных глиной и с огромными, как у льва, гривами, украшенными черными перьями. Их пики были почти такими же, как у Вубшета. Были тут и полудикие жители горных селений: на этих вообще не было ничего надето, кроме грязных драных шортов, а на лицах их вокруг глаз были вытатуированы синие «очки».

Для всех них увидеть четырех растерянных белых людей было, возможно, самым большим развлечением за целый год. Они возбужденно подталкивали друг друга, белки их глаз сверкали восторгом при виде таких вещей, как яркие спортивные сумки Колобовой или черные кофры видеотехники Маломужа. Аборигены стояли тесной толпой и не сводили жадных глаз с багажа европейцев, лишь изредка меняя наблюдательную точку, чтобы получше разглядеть всю эту недостижимую роскошь.

Техути и Виктор зашли в здание администрации. Первый — чтобы получить необходимые отметки в свои командировочные бланки, а второй — дабы разузнать, где найти канадца по имени Густав Стурен. Навстречу им вышел рыхлый, давно не бритый брюнет-европеец, которому можно было дать и сорок, и пятьдесят лет. Его выгоревшая гимнастерка без нагрудных карманов и с оборванными выше локтя рукавами зияла двумя прорехами на левом боку. Она была заправлена в бурые, покрытые живописными пятнами штаны. Поверх штанов на поясе красовался широкий ремень из отличной кожи с открытой кобурой на правом боку, из которой торчала рифленая рукоять канадского пистолета Para Ordnance Р14-45.

— Ду ю спик инглиш? — поинтересовался у брюнета Лавров скорее из вежливости, так как узнал Густава Стурена.

— Дую, дую… говорю, — ответил по-русски хмурый здоровяк, распознав в Лаврове того самого украинского фотографа, с которым общался лет пять назад на выставке в Варшаве.

— Меня зовут Виктор Лавров, — напомнил журналист. — А там со мной Игорь Хорунжий, Олег Маломуж и Сигрид Колобова.

— Это все ваши люди? — спросил русскоязычный брюнет, разглядывая в окно экспедицию Виктора и по-прежнему не называя себя.

— Пока да, — признался украинец.

— Когда отправляете всех своих черномазых автоматчиков? — усмехнулся обладатель канадского пистолета.

Лавров посмотрел на него укоризненно. Стурен не стеснялся в выражениях, пусть они и были на незнакомом для африканцев языке. Но Виктор никогда не был расистом, и сейчас ему было стыдно за человека одинакового с ним цвета кожи.

— Зовите сюда свою команду! — то ли скомандовал, то ли предложил ученый. Хотя назвать ученым этого хамоватого увальня не поворачивался язык.

Пока багаж перемещали в здание администрации, к Стурену подбежал темнокожий с плетеным щитом, пикой и роскошным плюмажем из множества перьев на голове. Густав что-то шепнул ему, тот несколько раз согласно кивнул, отчего перышки на его украшении забавно зашевелились, и убежал в толпу на полусогнутых ногах.

Неряшливый здоровяк завел их в большую пыльную комнату с длинным деревянным столом, заваленным всяческой рухлядью, и с простыми лавками вдоль стен. Он сел в единственное кресло, но гостям сесть не предложил — даже даме, что для белого человека было верхом невоспитанности.

— Я опасаюсь ваших эфиопских полицейских, — признался канадец. — Меня зовут Густав Стурен.

Он одновременно почесал левой рукой правый локоть, а левой — правый.

— У меня возникли временные сложности с эфиопскими властями… Но мне и здесь нравится, в Сомали… А что делаете здесь вы? Ищете неприятностей?

Стурен принялся чесать голени ног, обутых в ботинки, давно потерявшие цвет и форму.

— Нет, — ответил за всех Лавров, чувствуя, что еще немного, и он сам начнет чесаться. — Мы привезли черный камень.

— Черный камень… — задумчиво повторил Стурен. — И что?

— Камень Святого Климента, — уточнил Виктор.

Глаза на сильно помятом лице Стурена оживились. Он встал, расставил на столе пять деревянных чашек и разлил в них мутноватую жидкость из калебаса[14].

— Это «поко», мерзкий напиток, но мне пока больше нечего вам предложить, — с ноткой вины в голосе объяснил Густав.

— Вам что-нибудь известно об экипаже «Карины»? — не выдержала Сигрид. — Вы знаете что-то о капитане Владе Колобове? Он жив?

Стурен спокойно сел обратно в свое кресло, будто Сигрид обращалась не к нему.

— Скажите, у вас ведь тоже нет нормальной выпивки? — с надеждой спросил Густав Лаврова.

«Так вот где собака порылась, как сказали бы в Одессе, — подумал Виктор. — Ты, оказывается, пьешь…»

— Нет даже грамульки? — Густав скорчил гримасу и взялся за горло.

Ученый-пьяница, уловив еле видимую реакцию Виктора на свой вопрос, продолжал напирать.

— Горло с утра пересохло.

— Коньяк, — со спокойствием Штирлица ответил журналист.

— Коньяк?! — воскликнул Густав и глаза его загорелись не менее ярко, чем при упоминании артефакта.

— Прекрасный каховский коньяк, — добавил Виктор.

— Я никогда не пил украинского коньяка!

Лавров покопался у себя в рюкзаке, достал бутылку новокаховского «Днiпро» и протянул Стурену. Канадец, азартно похихикивая, сорвал с горлышка пластик, выдернул пробку, выплеснул из своей посудины прямо на пол мутный «поко» и щедро налил ароматной янтарной жидкости. Губы канадца расплылись в предвкушающей улыбке. Потом он прильнул губами к деревянной чаше и тут же ополовинил ее, причмокнув в восхищении:

— Ку-у-ул!

Затем он с бутылкой в руке вернулся в свое кресло, допил вторую половину чаши и, открыв бутылку, плеснул себе еще раз.

— Что с Колобовым? — настойчиво спросил Лавров, кинув взгляд на дрожащую Сигрид.

— Влад Колобов… — наконец произнес канадец. — Капитан… Говорят, его убили еще в день захвата судна, вероятно, его кости уже где-то на дне морском.

При этих словах Сигрид пошатнулась, закрыв лицо руками. Ее тут же подхватили под мышки Игорь и Олег.

— Ч-ч-ч-ч… — Игорь превратился из телевизионного циника и прожженного холостяка в спокойного, рассудительного, заботливого мужчину, о котором могла бы мечтать любая миллионерша. — Сигрид, все, все, все…