– Зови всех, – приказала я.

Минут через пять моя «букашка», под завязкузабитая детьми, медленно потащилась по проселку.

– На машине лучше, чем на велике! –в полном восторге заявила Сухелья.

– Вы все ездите на одномвелосипеде? – запоздало изумилась я.

Мадина кивнула и попыталась сложить руки нанеобъятном животе.

– И как же вы умещаетесь? – искреннезаинтересовалась я.

– Я педали кручу, – охотно пояснилаМадина, – Зияд и Махмуд на раме, Ахмед с Ибрагимом на багажнике, Зухрукто-нибудь держит. Всех назвала?

– Меня забыла, мамочка! – ожилаСухелья.

– Ты взрослая, пешком бежишь, –вздохнула Мадина. – Вот скоро еще кто-то родится, тогда Ахмеду тоже насвоих двоих ходить придется.

– Не тяжело с таким количествомребят? – задала я бестактный вопрос.

– Аллах больше, чем нужно, непошлет, – спокойно ответила Мадина, – лишь бы здоровые получались.

Мы поговорили немного о детских болезнях, и яперешла к иной теме.

– Давно в Голубкине живете?

– Я приехала беременная Сухельей. Красивотут, только холодно. И люди злые, – пожаловалась Мадина. – Нас нелюбят, обзывают чебуреками. А что такое чебурек? Непонятно, но все равнообидно.

– Ничего особенного, он на кутаб похож,пирожок с мясом, – улыбнулась я. – Не обращайте внимания, скорейвсего, вам просто завидуют: семья дружная, дети хорошие, муж при бизнесе.

– Мы лучше их! – с жаром закивалаМадина. – Бежали от войны голые, а сейчас все имеем. А почему? Водку непьем и работаем, а русские мужики с бутылкой живут. Как Ибрагим магазин открыл,все толпой пошли, в долг стали пьяную воду просить, да муж так ничего не дает.Вот нас и ненавидят.

– Скажите, Мадина, не приходила ли вГолубкино женщина по имени Светлана? – задала я главный вопрос.

– Есть такая, у колодца живет, козьиммолоком торгует. Но ты к ней не обращайся. Грязная очень, и коза у нее больная.Одна дачница отравилась, хотела в милицию жаловаться.

– Я о другой даме говорю, она изкоттеджного поселка, который за полем стоит.

Мадина прищурилась.

– И чего ей в Голубкине делать?

– Не знаю, – призналась я, –просто спрашиваю. Очень надо выяснить, с какой целью она сюда ездила.

Мадина ткнула рукой в окно.

– Не слышала я ничего! Стой тут,пожалуйста, приехали.

Я помогла матери вытащить детей, машинальнопогладила по голове вертящуюся под ногами Сухелью и пошла к соседней избе,которая смотрелась очень убого на фоне добротного кирпичного дома Мадины.

– Куда прешь? – заорали спокосившейся терраски, едва я шагнула за калитку. – Ну обнаглел народ! Тутчастная территория.

– Простите, мне нужен кто-нибудь изхозяев, – растерялась я.

– Ну здесь я, – слегка изменила тонбаба, показавшаяся под навесом. – Чего надоть?

– Я из коттеджного поселка, того, что заполем.

– За молоком хозяева послали? Я неторгую.

– Нет, нет.

– Ваще ниче не продаю, – уперла рукив боки хозяйка. – Вали вон!

– Извините, не…

– Уматывай!

– Я хотела просто спросить! Неужелитрудно ответить по-человечески?

Глаза хозяйки слегка потемнели.

– Че? По-человечески? Ты чеченку намашине привезла! Не желаю с тобой разговаривать.

– Думаю, Мадинка не чеченка. – Ярешила хоть как-то продолжить разговор.

– Уж не москвичка ли? – заржала вовсе горло баба, обнажив гнилые черные зубы.

– Нет, вероятно, осетинка или аварка, наКавказе много национальностей. И какая разница, в конце концов?

– Вот уж верно, – злобно выплюнулабабища. – Чебуреки они все! Вали к такой-то матери, раз ты с ними заодно!

Мне стало противно находиться в захламленномдворе рядом с грязной в прямом и переносном смысле бабой, и я, не попрощавшисьс ней, вышла на улицу. Разве можно делать вывод о человеке на основании егонациональности? Говорят, все русские пьют. Конечно, в России немало тех, ктодружит с бутылкой, но в нашей семье алкоголиков нет, и многие мои друзья пьютвино по праздникам. Говорят, все чеченцы террористы. Да, есть боевики и те, ктоим помогает. Преступников следует сажать в тюрьму. Но при чем тут остальныелюди? В нашем доме живут Бероевы – великолепные врачи, в свое время убежавшиеиз Владикавказа, сейчас они работают в больнице, спасли много жизней. Говорят,все азербайджанцы воры. Вероятно, встречаются среди выходцев из Баку нечистыена руку люди. Но мы уже много лет покупаем овощи и фрукты у приветливого Саши,и он ни разу не обманул нас даже на копейку. И разве среди русских, поляков,итальянцев, французов не бывает уголовников? Живи я в Голубкине, то постараласьбы подружиться с хозяйственной Мадиной, дети которой небогато, но чисто одеты,а от бабы, живущей в грязном дворе, предпочла бы держаться подальше.

– Тетя! – тихонечко прозвучалоснизу. – Тетя на машине!

Я прогнала печальные мысли, глянула вниз иудивилась:

– Сухелья? Мама разрешила тебе однойвыйти на улицу?

Смуглая ручонка вцепилась в мои джинсы.

– Тетя, – тихо сказаладевочка, – вы хорошая.

– Спасибо, ты мне тоже понравилась.

– Подвезли маму. Больше никто не хотел.

– Наверное, остальные люди направлялись вдругую сторону. – Я решила не лишать ребенка иллюзий.

– Нет, тетя. Они нас обзывают чебуреками!

Я присела и обняла Сухелью.

– Не следует повторять глупости. Тебеведь неприятно это прозвище?

Сухелья кивнула.

– Не реагируй на него, –посоветовала я. – Если одноклассники начнут дразнить, не плачь, непоказывай, что тебя задели их слова. Наоборот, смейся громче всех, отвечай: «Яне чебурек, а хачапури с сыром. Вы хачапури ели? Моя мама может вас угостить!Лепешка с сулугуни вкуснее чебурека, хоть и он неплох!» Очень скоро детипрекратят к тебе приставать. Привязываются лишь к тому, кто обижается.