лучше, если мы тебе поможем, хорошо?

Я не отвечаю и смотрю в сторону, когда они разрезают рубашку Алека. Они начинают толкать и реанимировать его, как они делали со мной.

Его голова слегка трясется, и его глаза открываются.

— Алек, — пытаюсь докричаться до него, но мой голос звучит не более чем скрипучий шепот.

Но он слышит меня, и его глаза встречаются с моими, хотя он не может пошевелить головой из-за шейного бандажа. Они только соединяются с моими, когда его поднимают и увозят. Я замираю, когда мой папа снова появляется в поле моего зрения, и он вздыхает, опускаясь рядом со мной.

— С ней все в порядке, но мы должны забрать ее. Ее легкие пострадали, и у нее ссадина на ноге, которую мы должны очистить.

Он приподнимает бровь, чтобы спросить, позволю ли я это, и я пожимаю плечами, прислоняясь к каталке. Он посмеивается, но это грустно. Он говорит женщине, что последует за ней.

Роуэн появляется, когда они поднимают меня. Я протягиваю ему руку, и он сжимает ее, идя со мной.

— Поехали со мной, Роу?

— Думаешь, я позволю тебе сказать мне "нет"? — Шутит он, но в этом нет никакой силы, и его глаза становятся блестящими.

— Поездка со мной или смерть, — поддразниваю я, и на этот раз я по-настоящему смеюсь.

Они оборачиваются, чтобы затащить меня обратно в машину скорой помощи. Я смотрю на своего отца, когда они закрывают дверь, и Хаванна подходит к нему, оглядывая весь этот хаос. Мы с Роуэном не разговариваем по дороге, но он не отпускает мою руку, даже когда они пристегивают наручник к моему запястью к боковой стойке. Я не задаю вопросов. Я действительно избила цыпочку металлическим прутом и застрелила полицейского сегодня вечером. Немного металла никогда не повредит.

Когда мы приезжаем в больницу, и меня увозят, он кричит:

— Я найду Алека и позвоню маме.

Мои глаза сужаются, и его плечи опускаются.

— С ним все будет в порядке, Оукли. Он сильный.

Я закрываю глаза и представляю его.

Он силен… Но достаточно ли я сильная, чтобы простить?

Глава 35

Оукли

— Кто знал? — Спрашиваю я, не в силах стереть хмурое выражение со своего лица.

Мой отец вздыхает и смотрит на Хаванну, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Единственным человеком, который должен был знать, был офицер Беннетт, который на самом деле является моим старым учеником. Я получил известие, что Митч Мерфи заплатил нужным людям и появился здесь с чужим значком. Сделал несколько звонков, и мы пригласили Беннетта сюда, чтобы он помог, как раз перед тем, как появился Мерфи.

— Мерфи вообще полицейский?

— Нет. Но у него есть друзья в высших кругах, так что он смог позаимствовать комнату для допросов, не вызывая вопросов.

— Ты должен был сказать мне, — шепчу я, эгоистично злясь, хотя понимаю, почему он это сделал.

— Я не мог так рисковать. Я подумывал рассказать Алеку, но знал, что это будет требовать от него слишком многого, и, в конце концов, это, вероятно, станет слишком большим секретом. То, за что ты не смогла бы его простить, и я не смог бы с этим жить. Все сводилось к тому, что все должны были в это верить, чтобы это сработало.

Мой взгляд скользит к Хаванне, и она опускает глаза.

— Я звонила тебе снова и снова. Я звонила тебе.

Она все еще не смотрит мне в глаза.

— Я знаю. Я…

Мой отец прерывает ее:

— Я не мог пойти в больницу после того, как меня подстрелили, не мог рисковать быть замеченным, поэтому я отправился в единственное место, которое пришло на ум, — достаточно далеко от всего этого, но достаточно близко, на случай, если мне нужно будет спешить домой.

— Хаванна.

Он кивает.

— Я знал, что она сразу же тебе позвонит, поэтому первое, что я сделал, это отключил провода в доме. Затем я взял ее телефон. Ей удалось вернуть его, чтобы отправить тебе быстрое сообщение, но я даже этого не хотел, на случай, если ложь станет для нее слишком тяжелой. — Он смотрит в ее сторону, прежде чем снова посмотреть на меня. — Она помогла мне, извлекла пулю и зашила меня сама. Оказалось, это идеальное место, чтобы залечь на дно, пока все не уладится само собой.

— В тебя стреляли?

Он кивает.

— Марисса.

Дрожащее дыхание покидает меня:

— Как она нашла тебя?

— Я привел ее к себе.

— Телефонный звонок.

Он кивает, и я качаю головой.

— Зачем Мерфи вообще понадобилось рассказывать мне о звонке?

— Может быть, чтобы сбить тебя с толку или чтобы его дочь казалась невинной, чтобы она могла прокрасться незаметно, не поднимая шума. Я не совсем уверен. Алека послали туда, чтобы найти меня, забрать документы, а затем вернуть тебя Мерфи, но я позволил ей найти меня первой, зная, что она неуравновешенна и даст Алеку больше времени, чтобы найти способ защитить тебя.

— Ты позволил сумасшедшей дочери убийцы жить в нашем доме?

— Я не знал, что он перевез ее в…

— Я пыталась рассказать Хаванне.

— Я отключил ее телефон.

— Ты не ее отец и не ее защитник! — Слезы угрожают пролиться. Я веду себя эмоционально, но я зла, обижена и чертовски запутанна.

Я чувствую себя набитой дурой, и это неправильно.

У моего отца и Алека был секрет, который они скрывали от меня, тот, который мог стоить мне жизни и почти стоил жизни моему отцу. У них было много шансов признаться, но оба предпочли держать меня в неведении.

Теперь я знаю, что у моего отца и Хаванны тоже был секрет, пока я застряла здесь, пытаясь одновременно почтить и оплакать своего отца. Я боролась с собой, чтобы быть сильной, когда чувствовала себя слабой, заставляла его гордиться, когда я не чувствовала ничего, кроме стыда, и все это время он был здоров, жив и с ней.

Столь всего можно было бы избежать, если бы отец и Алек доверились мне. Этот тяжелый груз предательства я несла изо дня в день, думая, что Алек не только подвел меня, но и что мой отец умер, доверяя ему настолько, чтобы завещать ему свое наследие и дом. Хаванна могла бы найти способ сказать мне об этом. Все эти вещи, смешанные вместе, тяжелый груз, который я должна нести в одиночку. Я едва могу дышать.

Хаванна наконец поднимает взгляд, и слезы, застилающие мои глаза, совпадают с ее слезами. Я не могу сказать, что понимаю все это или что я так легко прощу и забуду, но, возможно, сейчас не время вдаваться в подробности. Может быть, нам всем нужно немного времени, чтобы все обдумать.

— Извини, — бормочу я.