— Хотел бы я знать, что он тут делает? — проворчал Тэрвин, завидев издали Кая.

— А что мы все тут делаем? — не удержалась я. — Ждем непонятно чего. Знака от высших сил. Мне кажется, все смотрят на меня и думают… не знаю, о чем думают, но разочарованы.

— По крайней мере, ты смогла разбудить моего отца.

— И что это дает? Нет, понятно, что это очень хорошо, но для всех — это что-то изменило? Хотя… подожди…

Какие-то смутные мысли клубились в голове, пытаясь оформиться.

— Скажи, Тэрвин, я правильно поняла, что на суде высших сил мнение народа разделилось пополам?

— Да. Конечно, по головам никто не считал, но по крикам вполне можно определить, на чьей стороне большинство.

Да уж, надежный метод голосования, ничего не скажешь…

— Выходит, у Хеллая было много сторонников. И, возможно, если бы они узнали, что он очнулся… Мне кажется, сейчас в Марне должно хватать недовольных тем, что церковь прибрала власть к рукам.

— Да, ты права, Джен, — глаза Тэрвина блеснули. — Ты хочешь сказать, что если бы нам удалось посеять в людях еще большее недовольство и разжечь смуту…

— Именно! — я дернула его за рукав. И чуть было не сказала, что как раз так и начинаются религиозные войны: с вирусной вербовки сторонников. — Главное — запустить слухи. Кто-то слышал, что аарцох Хеллай, которого ведьмы выкрали из дворца, пришел в себя. Кто-то даже его видел. А еще что на самом деле Гирмас и его свора — приспешники темных сил, а не защитники света. Что светлые силы вернули Хеллая, чтобы бороться со злом.

— Но кто поверит? — засомневался Тэрвин.

— Поверят! Не надо ничего объяснять. Просто шепнуть. На рынке, в порту, где там еще люди собираются. Слухи как заразная болезнь. Стоит одному заболеть — тут же подхватят сотни.

Он смотрел на меня удивленно, и я поняла, что немного вышла из роли. И поспешила пояснить:

— Тэрвин, я почти пять лет жила в деревне и хорошо знаю, как разлетаются слухи и сплетни. В одном месте шепнули, и скоро уже знает вся провинция. Да еще в таком виде, что не узнать. Не у неста такого-то украли собаку, а нест такой-то украл лошадь. Да, все это не слишком быстро, но лучше, чем сидеть здесь без дела. Не воевать же нам с церковью, нас всего две сотни. А вот если по-тихому настроим народ против нее, все может измениться. Ведьм и колдунов несса Эриза превратит в птиц и отправит на юг, а остальные сами доберутся до ближайших деревень и городов.

— Возможно, ты и права, Джен, — он обнял меня за плечи. — Пойдем прямо сейчас к моему отцу. И твоего захватим. Надо это обсудить.

Как-то внезапно замок почти опустел. Большинство ведьм и колдунов в птичьем обличье отправились проводить подрывную работу в отдаленных от замка местах: в центре Марны и на юге. Те, у кого колдовских способностей не было, — кто верхом, кто на телеге — поехали по окрестностям. В Лизгерте осталось всего несколько десятков человек.

Надо сказать, сначала идею разложить систему изнутри восприняли в штыки. Уж не знаю, чего ожидали обитатели замка. Видимо, того, что с моим появлением все изменится само собой, по волшебству. Но Хеллай на удивление быстро привел всех в чувство. Популярно и на пальцах объяснил, что нас всего две сотни, воевать с церковью мы не можем, а деньги скоро закончатся. Не будет сторонников — не будет денег. А привлечь сторонников возможно только так, мягко и исподволь. Не заставляя, а позволяя людям считать, что они сами для себя все решили. Стандартные политтехнологии.

Для человека, который четыре с лишним года пролежал в неком подобии комы, Хеллай восстанавливал силы рекордными темпами. Разумеется, будь это настоящая кома, вряд ли бы он поправился так быстро. Видимо, с колдовским сном все обстояло иначе. Не прошло и месяца, а он уже ходил, да и выглядел вполне прилично.

Я тоже постепенно приходила в себя. Погода стояла сырая и холодная, но мы с Тэрвином много гуляли — в саду, вокруг замка, забирались по склону горы до почти полностью облетевшей рощи. Найти себе какое-нибудь другое занятие было трудно. И я видела, насколько сильно его угнетает вынужденное безделье. Как Медора в Тагре. Но даже тот здесь нашел себе дело, проводя дни в долгих разговорах с Хеллаем. Когда они обсуждали будущие реформы государственного управления, Тэрвин присоединялся к ним, но уходил ко мне, едва «старики» пускались в бесконечные воспоминания о своей бурной молодости.

— Чувствую себя совершенно бесполезным, — жаловался он.

— Послушай, ты уже сделал много, — возражала я. — Мог бы жениться и до конца дней выполнять приказы Гирмаса. А ты отказался. Убежал из ссылки, собрал здесь сторонников, которые смогли выкрасть из дворца твоего отца. Я понимаю, тебя огорчает, что за ним люди пойдут охотнее, чем за тобой, но в этом нет ничего обидного. Он долго правил страной, его знают и любят. А ты для них еще почти ребенок. К тому же ты вынужден был подчиняться церкви, и это не прибавило им любви к тебе. Но все изменится, я не сомневаюсь.

— Спасибо, Джен, — с печальной улыбкой отвечал он.

Я понимала, что мои слова если и утешают его, то ненадолго. Сильному мужчине невыносимо чувствовать свою слабость. Но сейчас Тэрвин действительно не мог больше ничего сделать. Впрочем, расстраивало его не только это.

— Мы не можем пожениться без благословения священника, — говорил он, согревая мои руки в своих. — Но ни один священник не благословит нас.

— Все может измениться, — снова и снова повторяла я. — Нет, все изменится. Обязательно изменится.

Большую часть дня мы проводили вдвоем, разговаривая обо всем на свете. Иногда в молчании, которое было ничем не хуже. Напряжение сдерживаемого желания между нами не исчезло, но стало словно привычным, не таким острым и мучительным. Хотя иногда вспыхивало так, что стоило больших усилий не поддаться соблазну.

Мы говорили и об этом. Главной причиной, которая заставляла нас держать себя в руках, действительно была возможность беременности. Мы могли отмахнуться от всего, наплевать на свою репутацию, не обращать внимания на осуждение, но не имели права так поступить со своим ребенком — сознательно обречь его на клеймо незаконнорожденного.

Вообще у нас не было запретных тем. Я узнавала его все лучше, и к прежним чувствам: симпатии, интересу, влечению — прибавилось уважение. И то, что было первой влюбленностью совсем юной девушки, постепенно становилось любовью.

У нас не было запретных тем? Да. Кроме одной. Кто я такая на самом деле. И другой, тесно с ней связанной: кто такой Рэйон Чарвен. И если раньше это нисколько меня не угнетало, то теперь вносило в наши с Тэрвином отношения горький привкус лжи. Как ни старалась я не думать об этом, совсем прогнать подобные мысли не получалось.

Кай, кстати, тоже уехал вместе с остальными, что меня, с одной стороны, радовало, а с другой… Это было странное чувство. Мне все же не хватало его. Мы ведь так и не смогли толком поговорить после их с Медором приезда в замок. Разве что перекинуться парой слов в чьем-то присутствии. Тэрвин… это все же было иное. Как бы ни были близки любящие друг друга люди, у каждого из них остаются свои тайны, свое личное, сокровенное — и это хорошо.