П. В. Я бы хотел еще сказать, что все-таки ответ на письма – это есть какая-то фиксация нашей ответственности. Я тоже работал и в советской прессе, и в Америке работал в русской прессе, и действительно у киоска не постоишь, а в нашем случае через границу бегать с приемником тоже не будешь, поэтому когда что-то приходит от твоего читателя или слушателя, ты волей-неволей напрягаешься и обостряешь свои небольшие извилины. Но тут интересно еще и то, что перед тобой предстает портрет своей аудитории. Потому что, как правило, совсем ярких сумасшедших бывает не так уж много, обычно это люди, представляющие некий тип мышления. И вот эта социология слушателя страшно интересна.

Вот вы предлагаете какой-то конкретный пример вспомнить. Я вспомню письмо, которое я получил, работая в Нью-Йоркской редакции Радио Свобода. Это был изобретатель. Изобретатели часто пишут на радио, телевидение и в газеты. Этот изобрел, если мне память не изменяет, нечто непотопляемое. Он сам живет в Ростове-на-Дону и изобрел что-то такое, от чего ничего не должно тонуть никогда, нигде в мире, и просил у меня содействия, зная меня по радио. Вот он писал: “Я прошу вас связаться с сенаторами и конгрессменами США, чтобы протолкнуть мое изобретение. Вам, с вашими связями в центре, это будет сделать нетрудно и побудить центр заняться моей замечательной идеей”.

И вот смотрите, самый беглый анализ дает нам потрясающую картину мышления гигантской группы населения, измеряемой десятками миллионов. Это люди, которые уверены, что существует где-то какой-то орган, будь то мировое правительство, жидомасонский заговор, генералитет, какой-то штаб, откуда тянутся нити во все места земного шара и все каким-то образом приводят в движение. Это же невероятно интересно!

А. С. Елена Коломийченко, разбиравшая сегодня почту “Свободы”, прочитает еще одно письмо.

Елена Коломийченко. “Здравствуйте, дорогая «Свобода». Я простая женщина, мне шестьдесят лет, я часто слушаю вас, люблю ваши передачи. С чем-то согласна, с чем-то часто нет. Но после того, как 12 июня услышала передачу «Лицом к лицу» с господином Бурбулисом, не вытерпела, решила написать вам, хотя вряд ли кто будет читать это.

Меня удивило слово «стратег». Хорош стратег, если без стрельбы не обошелся в 93-м осенью у Белого дома! Все это одобрили западные страны. А что дальше? Горько все это видеть. Больно теперь.

Вы, как я поняла, давно все время критиковали советский строй, под видом борьбы с ГУЛАГом разделили, ведя хитро, всю страну. Тысячи беженцев теперь. Обманули людей. Люди думали, что и правда будет жизнь лучше, поверили, а оказывается, жить-то тогда в Советском Союзе было лучше. Я не была коммунистом и не хотела в партию вступать. Отняли ведь все права у людей, отобрали! Уже пять лет никуда даже за город не уедешь, цены большие. Похоронить не на что, детей отправить – путевка стоит в лагерь полтора миллиона. Те, кто приватизировал квартиру, все это зря, обман, так как по завещанию людям потом госпошлину и налог такой платить – два-три миллиона и больше, что нормальному честному человеку не под силу.

Так кому такая демократия нужна? За такую демократию вы нас всех агитировали? Да если бы в Советском Союзе были такие цены, то очередей тоже не было бы. А квартплата космическая? А за телефон с 1 июня восемнадцать тысяч? Кому нужна такая жизнь? Это обман! Неужели, дорогая «Свобода», вам не совестно хвалить такую жизнь? Ни в театр, ни в музей, никуда вообще. Спасибо. Изворачиваются порой, как кому выгодно. Такая преступность! Очень горько видеть, что сотворили со страной. Зоя Кузнецова. Извините. Обидно очень”.

В. Т. Я вот тоже сейчас, когда вы рассказывали, Петр, про это письмо, вспомнил трогательное письмо девушки с Украины. Она прислала его после передачи о собственности, о рублях. В которой, кстати, участвовал и Анатолий Стреляный. И прислала это письмо вместо почтовой бумаги на неразрезанных купонах украинских. Она написала, что ей было все это приятно очень слушать, что она нас любит и пишет объяснение в любви к Радио Свобода на этих купонах. Она живет в каком-то провинциальном городке на Украине и написала мне: “Дяденька, пришлите доллар, чтобы на него посмотреть”.

А. С. У меня есть целая коллекция писем о любви, я их собирал лет двадцать, у меня их несколько тысяч, вся антресоль в Москве в квартире забита этими письмами. Среди них я до сих пор помню письмо пятнадцатилетней девочки. Она отвечала тем учительницам, которые пугали ее одноклассниц и вообще девушек любовью: бойтесь мальчиков, бойтесь этой грязи, бойтесь грехопадения! Она написала письмо примерно такое: несчастные вы люди, вот я вам расскажу о своем недавнем грехопадении… И описывает, каким был прекрасным этот юноша, была музыка тихая… Изумительное совершенно письмо. И оно кончалось так: “Это был лучший миг в моей жизни, и вы, которые меня пугаете всем этим, вы просто несчастные люди, вы ничего не понимаете”.

П. В. Посмотрите, какая откровенность замечательная – Жан-Жак Руссо или Эдуард Лимонов, когда человек это вдруг высказывает со смелостью, которой поневоле завидуешь.

А. С. Как в поезде.

П. В. Совершенно верно, случайному попутчику. Так и тут – некоему человеку, обладающему голосом, но в общем-то бестелесному, которому можно во всем признаться. И обратите внимание, как это здорово, я возвращаюсь к своей любимой мысли, касающейся читателя и слушателя, что это все нонконформисты. Почему я говорю, что это цвет нашей аудитории? Это люди, которые вышли за пределы пассивного восприятия, они приняли активное участие в нашей работе, и смело, откровенно, честно (уж насколько честно – не нам судить), но, по крайней мере, нонконформизм тут совершенно явный, которому, повторяю, стоит завидовать.

А. С. Я предлагаю поговорить о психологических типах наших читателей. Владимир по первой своей профессии историк, эта профессия предполагает склонность к классификации, систематизации. Вот психологические типы читателей, слушателей?

В. Т. Все-таки письма нам пишут, в этом специфика нашего радио, преимущественно не о любви, а, на мой взгляд (а эта классификация меня более всего сейчас интересует – классификация социально-возрастная), письма нам пишут прежде всего не девушки лирического возраста. Не могу сейчас говорить о письмах на радио всех в целом. Вижу, что это какие-то большие кипы, которые я просматривать даже не успеваю, я смотрю письма, которые уже сортируют для меня.

В последнее время самый большой поток для меня (поскольку я делал передачи о войне) – это письма о войне, письма людей в возрасте за пятьдесят лет, мужчин и женщин из провинции, из столичных городов, тут как раз поровну. Очень много пришло писем, и среди них – просто уникальные по содержанию – от людей, оказавшихся за границей в силу военных или послевоенных обстоятельств. Например, я получил рукопись книги, думаю даже ее использовать, мальчика-еврея, который в годы войны попал в концлагерь и которого, по его словам, спас немец, офицер-эсэсовец. Уникальные вещи и истории можно узнать из этих писем.

Кроме того, если говорить о категориях (а категория людей, которые пишут благодарные письма о передачах о войне, очень широка в последнее время), – это люди, которые пытаются через радио реализовать те или иные свои проекты. Иногда они безумные, по большей части это не технические, это проекты гуманитарного свойства, связанные с проблемами преобразования человечества или отдельных его элементов.