Александр Шувалов рассказал о сей беседе жене, а та, между прочим разговором, поведала о нем Великой княгине.

«Понятно теперь, почему он так занят своим Петерштадтом, – подумалось Екатерине, – ведь там он может говорить со своими солдатами на родном языке, вспоминать с ними родные места, шутить, пить немецкое пиво, курить и философствовать. Им всем тоже не по нраву Россия, ее уклад жизни, отношения между людьми и их культура. Ничего им здесь не нравится. Все токмо и мечтают о времени, когда Петр Федорович станет императором, дабы получить обещанные льготы, богатство и чины».

Болтливая жена Александра Шувалова, сообщив об изысканной обстановке в Петерштадте, не забыла поведать Великой княгине и о мебели, кою вице-канцлер Воронцов получил из Франции и коей обставил свой недавно отстроенный дом.

– Вы не представляете, как он доволен, – захлебываясь от восторга, говорила Шувалова. – Оная мебель стояла в покоях фаворитки короля Людовика, мадам Помпадур.

Когда в приватной беседе с Бестужевым Екатерина Алексеевна упомянула сей разговор, канцлер, хитро поглядев на княгиню, неожиданно громко рассмеялся. Успокоившись, он сказал:

– Хм. Когда Шуваловы и Воронцов стали наступать мне на пятки своими французскими происками против Англии, я провел быстрое расследование и наткнулся на след сей любовницы французского короля.

– Что ж, пусть Михаил Воронцов благодарит маркизу де Помпадур и с наслаждением пользуется ее старой мебелью, рассчитывая на новые благодеяния. Не все, слава Богу, так легко продаются.

Канцлер усмехнулся.

– Может, и саму Помпадур король Людовик отправит в объятья мерзкому Шувалову, – произнес канцлер с большой долей желчи.

– Уж не знаю, что и думать о семье Шуваловых, – задумчиво сказала Великая княгиня. – Они сумели так поставить дело, что Елизавета Петровна, которая ненавидит пруссаков, позволила ему выписать себе из Голштинии тысячу солдат. Можете себе представить! Окромя места для жилья, их ведь надобно и кормить трижды в день.

Бестужев саркастически улыбнулся и кивнул головой.

– Не стоит так расстраиваться, граф. Зато их все презирают. А вас, истинного патриота отечества, уважают бесконечно.

Бестужев поднял тяжелые веки.

– Разве я об оном думаю? За державу обидно! Обидно, что губят ее всякие Шуваловы, Воронцовы и иже подобные. Представляете, каков был резон у Шуваловых переметнуться к французам?

Великая княгиня подняла правую бровь. Делала она сие в подражание Елизавете Петровне: та всегда делала так, когда хотела показать свой интерес к чему-либо.

– Представляю, Алексей Петрович! Неужто дело не токмо в мебели мадам де Помпадур? – спросила она с легкой иронией.

Но канцлера сей вопрос беспокоил изрядно.

– Петр Иванович, как всем известно, – заговорил он горячо, – один из крупнейших предпринимателей России. Он не пропустил пока ни одного случая нажиться за счет казны. Совсем недавно он успешно добился откупа на табачную монополию и рассчитывает, что именно Франция станет его заграничным рынком сбыта, – Бестужев развел руками. – Вот и весь сказ.

Бестужев и Екатерина переглянулись, сосредоточенно погрузились в свои мысли. Каждый думал о том, что над канцлером, а значит, и его друзьями, сгущаются тучи царской немилости, и надобно было предпринять собственные контрмеры. Мало кого волновала судьба отечества, но в Бестужеве невозможно было убить неистребимое желание служить своей стране.

Великая княгиня, наконец, молвила:

– Остается надеяться, что синдром Помпадурши более не повторится… Алексей Петрович, вы глыба! Не так-то просто выбить вас из седла. А я – ваш преданный друг, располагайте мной, я всегда рада помочь, чем смогу.

Попрощались они в довольно грустном расположении духа.

* * *

Императрица России Елизавета Петровна, с болезненным выражением лица, кругами под глазами и прочими следами тревожной и бессонной ночи, сидела на заседании Конфедерации среди своих министров. Здесь же находился и генерал-фельдмаршал, тучный Степан Федорович Апраксин. Занятая своими мыслями, она слушала вполуха их разговор, размышляя о воюющих между собой Англии и Франции. Все им неймется! Победила союзница России – Франция. Ее флот одержал победу у Балеарских островов, французы оккупировали Ганновер. Фридрих вторгся в Саксонию и осадил Прагу.

Прервав свои размышления, она обратилась к Степану Апраксину с вопросом, который сильно досаждал ей:

– Степан Федорович, доколе сей пруссак, Фридрих, будет нас донимать нападками на наших союзников?

Задавая вопрос, Елизавета оглянулась на Петра Шувалова, затем задержала свой взгляд на своем любимце.

– А что ему, Ваше Величество? – отвечал фельдмаршал. – Его все боятся. У него в армии бессчетное количество солдат. Каждый двадцатый пруссак под ружьем. Обученная, вымуштрованная армия. Вот он и захватил между делом часть Богемии в прошлом году, а ныне подошел вплотную к границам Австрии.

Елизавета усмехнулась:

– Что же разумница королева Терезия? Ничего не могла учинить противу оных пруссаков? Что скажете, граф? – она посмотрела на Бестужева.

Тяжело вздохнув, канцлер доложил:

– Она согласилась на союз с Польшей и Саксонией, чая вернуть Силезию, но ничего у нее не вышло. Фридрих завоевал уже почти всю Саксонию. Терезия Австрийская и поляки ждут нашей помощи.

– Жаль их! – Елизавета Петровна вновь посмотрела на молодого красавца Ивана Шувалова. Фаворит смотрел серьезно, не моргая. Улыбка чуть тронула губы императрицы, но отвернувшись, она паки нахмурилась. Поднялась со своего места, и, обогнув маленький круглый столик, пересела в кресло рядом с ним.

– Надобно Фридриха как-то усмирить, – сказал князь Трубецкой. – Зело борзо он земли чужие отнимает. Так-то и нашей землицы ему захочется. Коли он к рукам приберет Австрийское королевство, то сила у него прибавится и в самом деле нешутошная.

– Союзники просят подмоги. Мы пошлем войска, – сказала императрица, – но спешить туда нам не надобно.

Пожевав губы и наморщив лоб, сделав важный вид, высказался и Петр Шувалов:

– Правильно! Как бы мы не болели за них, особливо за Польшу, наших солдат надобно пожалеть.

– Надобно показать Фридриху, что все сие нам не нравится, и мы ждем подписания мирного договора, – спокойно вмешался Бестужев.

– А как ты, Алексей Петрович, советуешь учинить сие? – спросила Елизавета Петровна, обратив все внимание на него.

Канцлер не замедлил с ответом:

– Ваше Величество, ваше высочайшее пожалование ордена Святого Апостола Андрея Первозванного молодому наследному принцу Саксонии и Польши Фридриху Христиану Людвигу, сыну Августа Третьего, станет прозрачным намеком на наши пожелания.

Елизавета мельком обернулась на Ивана и Петра Шуваловых. Успела перехватить их взгляды.