– Что ж, товарищи, уверен, Николай Петрович с составом на сегодняшнюю игру не ошибся. Давайте готовьтесь, встретимся вечером на стадионе.

Ессс!.. Я едва не сотворил неприличный жест с согнутой в локте рукой и сжатым кулаком, впрочем, вряд ли кто-то из современников понял бы его непристойность. Спасибо, Петрович!

– Поздравляю, – протянул мне руку хмурый Банишевский, передвигавшийся с помощью костыля. – Ты будто в воду глядел с этой песней Высоцкого.

– Да уж, накаркал, получается, – сочувствующе вздохнул я. – Но ты не расстраивайся, ты уже сделал немало, чтобы сборная оказалась в полуфинале. Если возьмём медали – одна полновесная твоя.

Толик грустно улыбнулся и, махнув рукой, заковылял к себе в комнату. Ну и видок у парня, как бы чего с собой не сотворил. Хотя вроде всегда казался психологически устойчивым, но тут такой случай… Надо будет Яшину шепнуть, чтобы приглядывал за Банишевским, а то мало ли что – мучайся после всю жизнь угрызениями совести. Вот ведь закон подлости… Счастье одних почему-то зачастую зиждется на чьём-нибудь несчастье.

Впрочем, через пару часов я видел уже обычного Толика Банишевского, пусть и редко улыбающегося, но с целеустремлённым взглядом. За ним, кстати, закрепилось прозвище Молоканин, я-то думал, он из народности молокан. Но сам Толя как-то расставил всё по своим местам:

– Во время сборов «Нефтчи» в Кисловодске нам в одно утро не дали кислое молоко на завтрак, которое я обожаю, я за раз могу выпить целый баллон. Ну я возмутился, на что наш ветеран Толя Грязев сказал: «Смотри на этого молоканина». С тех пор и повелось за мной это прозвище. А вообще наш род идёт из Западной Украины.

– Бандеровец? – хмыкнул Метревели.

– Я тебе сейчас такого бандеровца покажу, – начал закипать Банишевский.

– Ладно, ладно, успокойся, я пошутил, – примирительно выставил перед собой ладони Слава…

С каждой минутой приближалось время отъезда на «Гудисон-парк», где нам предстояло сразиться с одной из лучших команд мира. Блин, веко задёргалось. Я так сильно не волновался даже накануне финального матча на Кубок европейских чемпионов. Да тут и сравнивать нечего – чемпионат мира проводится раз в четыре года, и в нём принимают участие сильнейшие сборные планеты, тогда как КЕЧ разыгрывается ежегодно и ограничен Европейским континентом. Можно, конечно, вспомнить и финал Олимпийских игр, но переживания тех дней и вовсе канули в Лету.

– Ну что, присядем на дорожку, – сказал Морозов, первым усаживаясь на стул в зале, где утром мы распевали гимн СССР.

Посидели, собираясь с духом. Наконец Петрович встал, и мы следом за ним двинулись на улицу к поджидавшему нас автобусу. Несколько толпившихся в фойе немецких болельщиков, также явно собиравшихся на стадион, увидев нас, завели свою песню, что сборная ФРГ уделает русских. И тут я услышал хорошо знакомое по книгам и фильмам выражение rusish schwein, которое выкрикнул один явно нетрезвый болельщик лет тридцати пяти, облачённый в футболку своей сборной.

– Чего-чего? – притормозив, повернулся в его сторону Шестернёв. – Ты кого это, немчура, свиньями назвал?

Ганс вряд ли понял, что сказал наш капитан, но выражение лица Альберта, да и наших тоже, недвусмысленно намекало, что кто-то может поплатиться за свой слишком длинный язык. В резко наступившей тишине потомок тевтонцев тут же протрезвел и спрятался за спину товарищей, которые, впрочем, и сами не горели желанием вступать в открытый конфликт с крепкими русскими мужиками. Хотя, почему только русскими, если сборная была составлена из представителей нескольких национальностей, но все они в данный момент выглядели людьми, готовыми вместе покарать оскорбившего русскую нацию. Я тоже сделал шаг вперёд, угрожающе раздувая ноздри, и ближайший ко мне фриц малость побледнел.

Отиравшийся здесь же, в холле, то ли случайно, то ли преднамеренно фотокорреспондент с бейджиком газеты The Daily Telegraph моментально оживился, и Морозов схватил Шестернёва за рукав.

– Алик, не трогай ты его, – негромко сказал он. – Дерьмо оно и есть дерьмо, только сам перепачкаешься. Зачем нам эти проблемы?! Давайте лучше докажем на поле, что мы сильнее.

В общем, не дали папарацци поймать удачный кадр с советскими футболистами, задавшими трёпку немецким болельщикам. Думаю, Морозов поступил правильно, иначе такая несдержанность могла нам дорого обойтись. Я не исключал и факта нашего отлучения от дальнейшего участия в чемпионате мира, будь то финал или даже матч за третье место. Хотя первый вариант с игрой за Кубок Жюля Риме мне казался предпочтительнее. В любом случае дисквалификация повисла бы над советской сборной дамокловым мечом, а всё из-за одного пьяного провокатора. Ещё не факт, что всё это не было заранее подстроено.

– Игорь, – подсел я в автобусе к Численко, – немцы – те ещё провокаторы, на футбольном поле в том числе. Слышал из надёжного источника, что они решили поставить на тебя…

– В смысле?

– В том самом, что будут всю игру исподтишка лупить тебя по ногам, ожидая, что ты не выдержишь и дашь сдачи. А это уже станет поводом для твоего удаления.

– Ты серьёзно? Откуда такая информация?

– Не могу раскрыть источник, но то, что тебе достанется, – точно. Держи себя в руках.

Такой новостью я «порадовал» и Стрельцова. Эдик по характеру человек мягкий, даже зона не озлобила его, но в то же время мог легко вспыхнуть. А секундной потери контроля хватило бы для того, чтобы у судьи встречи появился повод показать несуществующую пока красную карточку, то есть устно отправить дебошира за пределы поля.

Мы – в красных футболках с белыми буквами СССР на груди, белых шортах и красных гетрах. В очередной раз посмешила судейская форма – итальянец Кончетто Ло Белло был выряжен в некое подобие сюртука чёрного цвета, из-под которого выглядывал белый отложной воротник. Вкупе с чёрными же трусами это смотрелось забавно, и я невольно ухмыльнулся.

– Чего лыбишься, Малец? – спросил Стрельцов, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, когда капитаны команд обменяются вымпелами и судья даст стартовый свисток.

– Анекдот один на память пришёл, – вспомнил я одну из своих старых отмазок в этом времени.

– Ну-ка, расскажи.

Как назло, помнился только анекдот, на который Стрельцов мог обидеться.

– Только без обидок, договорились?

– Не вопрос.

– В общем, самолёт с футболистами разбился, игроки пришли к райским вратам. Однако святой Пётр прогнал их: «В раю нет места футболистам, отправляйтесь в ад». Члены команды грустно побрели вниз. Вдруг святой Пётр окликнул их: «Ваш центр нападения с вами?» – «Я здесь, отец!» – встрепенулся форвард. «Ты можешь зайти, сынок. – Пётр ласково погладил его по голове. – Я видел твою последнюю игру, ты – не футболист».

Секунду Стрельцов молчал, а затем разразился таким гомерическим хохотом, что в нашу сторону стали поворачиваться и свои, и чужие игроки, да и судейское трио недоумённо взирало на согнувшегося в три погибели Стрельцова.