Наконец она решила убить мужа. Возвращаясь в дом ночевать, он обыкновенно клал свой нож перед лампой. Однажды ночью, когда все в доме крепко спали и муж ее тоже лежал рядом, она завязала тщательно башмаки на ногах и взяла нож. Вдруг ей подумалось: «Если от его крика проснутся остальные, они наверняка накинутся сразу же на меня; но пусть их. Пусть возьмут и мою жизнь, как взяли уже жизнь моего нечастного отца». Она отбросила свои страхи и воткнула нож мужу в грудь; через мгновение он молча испустил дух. Она не стала вытаскивать нож, а бросилась поспешно к дому матери и сказала: «Собирайте побыстрее свои вещи и уходим; я убила старшего брата». В туже ночь они погрузились в лодку и отплыли. Та, что убила своего мужа, спросила человека на руле: «Куда мы плывем?» Тот ответил: «Я пойду вдоль берега на север». Но она подумала о том, что преследователи, скорее всего, изберут это же направление; поэтому она посоветовала ему править прямо в море. Стоило им отвернуть прочь от земли, и тут же передняя из женщин-гребцов сломала весло. Она попросила весло у соседки – и сломала его тоже. Так продолжалось до тех пор, пока она не сломала их все, одно за другим, а в конце концов не попросила весло у рулевого. Он тогда спросил ее: «Чем же мне тогда править?» – «Веслом от каяка, конечно», – ответила она. И они поплыли дальше с единственным веслом; рулевой же правил веслом от каяка. Мать, сидевшая на дне лодки, сказала сыну, сидевшему на руле, что впереди вскоре появится земля; она велела ему править прямо на солнце и идти вдоль берега на юг. Как она и сказала, вскоре на горизонте появилась Большая земля; они увидели на берегу дом и высадились возле него. Случилось так, что возле дома в тот момент стоял всего один мужчина; кроме него, там были одни женщины. Их пригласили в дом, и они вошли.

Тем временем братья убитого, оставшиеся в доме, проснулись и нашли его заколотым и плавающим в крови. Они бросились к дому соседей и, обнаружив его пустым, сразу же бросились в погоню. Первым делом они осмотрели побережье к северу и расспросили всех, кого встретили на пути; ничего, однако, не выяснив, они развернулись и двинулись в обратную сторону; миновали свое жилище и направились на юг. Там им повезло не больше; они долго рыскали по окрестностям и вернулись домой только тогда, когда пора было уже готовиться к зиме. На следующее лето они снова вышли в море и хотели плыть на Акилинек, но, добравшись до земли на той стороне, двинулись не на юг, а на север; они расспрашивали всех, кого удавалось встретить на берегу, но в конце концов отказались от погони и поселились там.

Тем временем вторая из бежавших сестер вышла замуж за единственного мужчину стойбища; а их брат, в свою очередь, выбрал себе жену из сестер шурина. Родившегося сына он назвал в честь своего бедного покойного отца. Бабушка тогда приказала им: «Принесите мою сумку!»; с самого дна сумки она достала точильный камень инуарутлигаков (горных гномов) и, натирая им новорожденного младенца, принялась повторять без конца: «Дитя! Будь таким же твердым, как этот камень!» (т. е. магически неуязвимым). И после этого каждый раз, когда мальчику шили новую одежду, она непременно натирала его камнем и повторяла те же слова: «Будь твердым» и т. д. С течением времени, когда у сына появились еще дети, он однажды отважился спросить, не живут ли в этой стране еще люди. Одна из женщин ответила ему: «Ну да, к северу от нас живет много народу, но мы там никогда не были и никого не знаем». После этого он принялся уговаривать шурина перебраться туда вместе с ним. Поначалу тот не соглашался плыть к этим неизвестным людям; но первый продолжал уговоры, и в конце концов он согласился; они вышли в путь всего на одной лодке.

После довольно долгого путешествия они приплыли к высокому мысу, под прикрытием которого возле небольшой бухточки увидели множество шатров. На следующее утро беглец поднялся на холм; но, увидев, как от берега отошел каякер, вновь поспешил вниз. Он сел в свой каяк и тоже отошел от берега, чтобы познакомиться с этим человеком. Он поравнялся с ним, и черты лица каякера показались ему знакомыми – он узнал следующего по старшинству брата из тех, с кем они жили на прежнем месте. На пути к охотничьим угодьям он принялся расспрашивать его: «Ты из местных?» – «Да, я здесь родился». – «А ты тоже здесь вырос?» – «Нет, я родился и рос не здесь, а напротив. Когда самый старший из нас, братьев, был убит собственной женой, мы покинули свою землю и попытались отыскать ее; в конце концов мы поселились здесь». Беглец спросил: «Ты женат?» – «Да». – «И все твои братья тоже женаты?» – «Да, за исключением самого младшего». – «Дети у тебя есть?» – «Да, двое – два мальчика». – «А у твоих братьев есть дети?» – «Да, и у всех только мальчики». После возвращения с охоты беглец посидел немного в шатре вместе с родичами, как вдруг обитатели шатра услышали снаружи шум множества людей, и тут же в шатер ворвались все те братья. Тот, кто стал теперь старшим, сел напротив бывшей невестки и воскликнул: «Этих людей нетрудно узнать!» На это беглец ответил: «Может, нас и легко узнать, но и вас тоже, хотя вы и притворяетесь чужими здесь». Старший из братьев сказал: «Разве можем мы оставить их в живых – теперь, когда наконец нашли их?» Их старый враг – та женщина, что совершила убийство, – была занята тем, что сучила нитку для шитья. Ее брат сказал: «Говорят, что женщины не годятся на то, чтобы мстить за себя мужчинам»; он взял большой нож и передал его второму со словами: «Посмотри сюда; этого несчастного малыша назвали в честь моего отца, которого вы убили; утолите свою жажду мести, убейте его первым». Дурной человек тут же ударил ножом мальчика, который стоял выпрямившись посередине шатра; но нож отскочил от него с таким звуком, как будто ударился обо что-то твердое. Поняв, что не сможет ранить его таким образом, он осмотрел нож и обнаружил, что тот сломан. После этого он вернул нож хозяину, и все они покинули шатер. Вскоре после этого бывший беглец вышел наружу и с изумлением увидел, что люди спешно готовятся покинуть стойбище. Он решил сделать то же самое; обе группы отчалили одновременно.

Братья пересекли море и вернулись на прежнее место, а беглецы остались навсегда на новом. Там жили и они сами, и их потомки, и там лежат, говорят, их кости.

Маленький Эрнерсяк жил со старенькой мачехой в таком месте, где вместе жило несколько братьев; и там же жил один великий силач. Осенью младший из братьев заболел; ему становилось все хуже и хуже, и наконец он умер. Братья все вместе заподозрили мать Эрнерсяка в том, что именно она вызвала его смерть; они ждали только момента, когда она останется в доме одна, чтобы обвинить ее в этом злодействе. Однажды утром Эрнерсяк подобрал себе тонкие ремешки и ушел ставить ловушки на лисиц. Воспользовавшись его отсутствием, братья вошли в дом и ударили старушку так, что она умерла. Но силач сжалился над Эрнерсяком; увидев, что Эрнерсяк возвращается, он вышел ему навстречу и сказал: «Не ходи в шатер; ты ее больше не увидишь; братья убили ее сегодня утром, как только ты ушел». Силач усыновил его и, за неимением лучшего, дал ему в качестве амулета кусочек хребта его любимой матери.

Силач воспитал его и обучил по всем правилам силы: рано утром он поднимал его с лежанки за одни только волосы, и мальчик не просыпался, пока его не ставили на ноги. Новые родители дали ему одежду, но ее хватило ненадолго, поскольку ему все время приходилось для тренировки таскать и швырять камни. Однажды вечером, когда они еще не ложились, новый отец взял тюленью кожу, расстелил ее на полу и стал учить его состязаться в «перетягивании рук». Но он посоветовал Эрнерсяку не играть вместе с другими детьми в мяч, и по этой причине его всегда можно было видеть в сторонке с одной рукой, вынутой из рукава (признак скромности); он всегда наблюдал за игрой с безопасного расстояния. Тем не менее однажды, наблюдая за игрой, он вдруг получил сильный удар по макушке и упал на землю без чувств, а когда пришел в себя, рядом никого не было. В другой раз его снова ударили по голове точно так же – но на этот раз, поднимаясь, он ясно увидел крадущуюся прочь фигуру. Он поспешил следом и нашел обидчика – тот спрятался за камнем. Эрнерсяк подошел к нему, взял за ворот куртки и, раскрутив в воздухе, швырнул на землю с такой силой, что у того изо рта и носа хлынула кровь. «Эрнерсяк натворил беды!» – закричали все вокруг; принесли большую кожу, чтобы унести на ней раненого мальчика, а Эрнерсяк уселся на крохотном холмике перед домом. Вскоре в море появились возвращающиеся каякеры; их тоже встретили криком: «Эрнерсяк натворил беды!» Его приемный отец, услышав это, быстро отвязал буксирный линь, подбежал к Эрнерсяку и сказал, что его собираются убить. Братья к этому моменту тоже вышли на берег; услышав, что произошло, один из них бросился за копьем, остальные – следом. Отец раненого мальчика изо всех сил бросил копье в Эрнерсяка – тот по-прежнему сидел на холмике спиной к ним; Эрнерсяк остался невредимым, а копье разлетелось на куски. Тогда остальные тоже попробовали свои копья, но и им повезло не больше. Рассказывают, что таким образом амулет его приемной матери совершил свое первое чудо. После этого все они собрались вокруг и схватили его; но хотя их было так много, что Эрнерсяка было почти невозможно разглядеть в толпе, они не смогли свалить его с ног. Внезапно он повернулся, схватил всех их поочередно за ворот и швырнул окровавленными на землю. Приемный отец посоветовал ему остановиться – иначе он приобретет себе слишком много врагов; Эрнерсяк ушел с ним в дом и сел на лавку, но никто так и не смог убедить его поесть или заговорить. Вечером приемный отец принес ему немного печенки, надеясь соблазнить его поесть; входя с печенкой в дом, он заметил: «Отчаливает последняя лодка, у нас теперь совсем не будет соседей». Услышав это, Эрнерсяк наклонился вперед и мрачно рассмеялся. Он прекрасно знал, что сам стал причиной поспешного отъезда соседей; эта мысль ему ужасно понравилась, и у него снова появился аппетит. Отец решил, что теперь будет только справедливо, если у Эрнерсяка появится свой каяк. Он принялся за дело, сделал для него каяк, а после начал учить мальчика обращаться с ним; ученик проявил большие способности и вскоре стал первоклассным гребцом и охотником. Когда отец просыпался утром, сын надевал куртку для каяка, а когда отец выходил из дома за своей курткой, сын уже сидел в каяке и ждал его; он неизменно возвращался домой с добычей. Однажды он сидел вот так в каяке и ждал отца; но ему показалось, что тот слишком долго возится, и он отплыл один. Он поплыл на юг вдоль берега и там, за мысом, неожиданно встретил другого каякера. Тот человек не узнал Эрнерсяка, так как давно его не видел и не знал, что у него появился каяк. Он пригласил его к себе в гости; они отправились вдвоем и вскоре добрались до места, где стояло множество шатров и множество людей на берегу занималось всевозможными делами – строили лодки, каяки и т. п. Увидев Эрнерсяка и его спутника, они закричали: «Посмотрите! Эрнерсяк-то стал каякером!» В это мгновение спутник Эрнерсяка принялся грести что было сил, рассчитывая первым добраться до берега; но Эрнерсяк не отставал. Зрители на берегу не успели даже крикнуть своему каякеру: «Он собирается убить тебя!» – как Эрнерсяк поднял свой гарпун, ударил его в спину и убил. Потом он подплыл к нему, выдернул гарпун, развернулся и уплыл прочь. За мысом он вышел на берег, взобрался на вершину утеса и стал поджидать преследователей; но настала ночь, а никто так и не появился, и он вернулся домой. Там он снова впал в мрачное настроение и не захотел есть. Отец догадался, что Эрнерсяк кого-то убил; он снова предостерег его и попросил не приобретать слишком много врагов. После этого его вновь удалось уговорить поесть. На следующий день отец отправился на каяке по тому же маршруту, за мыс, и тоже увидел шатры и людей возле них за работой. Он подплыл к самому берегу и крикнул им: «Если вы останетесь в этих местах, то я и мой сын Эрнерсяк непременно прикончим вас всех; но я слышал о хороших охотничьих угодьях дальше к северу и попробую уговорить его перебраться туда». После такой речи он вернулся домой и действительно рассказал сыну о чудесных охотничьих угодьях; тот загорелся желанием поскорее попробовать это место.