Или – другой сон, смешной! Он, Артем, почему-то летает – свободно нарезает круги в небе. И вокруг него носятся птицы – быстрые, резкие: ласточки, стрижи. А в руках у него, парящего, – фотоаппарат. И он пытается фотографировать пернатых, старается подобраться к ним ближе, закладывает виражи. И одна из птиц – странно! – одновременно оказывается и птицей, и Настей. И она вдруг начинает прямо в небе ему позировать! Как модель! Кокетливо закрывается крылом, призывно вздергивает головку, раскрывает руки-крылья, словно желая обнять Тему…

Он каждый раз просыпается со сладким чувством и колотящимся сердцем – но при этом наяву ему совершенно не хочется Анастасию видеть. У него нет даже мысли позвонить ей, хотя телефон – вот тут, рядом, на тумбочке. (Он даже представления не имеет, что она здесь, неподалеку от него, в Москве. Думает, невеста по-прежнему в Красивой.) Умом понимает, что надо набрать номер, успокоить, что с ним все нормально и он живой – однако почему-то не может этого сделать. Как будто совершил что-то постыдное. Или как будто она сумеет по голосу, на расстоянии разглядеть его почти беспомощное состояние: с перевязанной головой, распростертого на койке. Ему даже чувство долга повелевает: надо позвонить, а он не слушает. И Настя – возможно, под влиянием снов – сама кажется ему сейчас чем-то вроде видения: очень красивая, очень кокетливая, очень секси. Может, она ему просто приснилась? А может, сама судьба отодвигает его, отводит от нее? Может, пришло время оставить ее позади, как прекрасное воспоминание?

Разве не правду говорят, что жениться надо на девушках своего круга? (Размышляет он дальше.) Может, их будущий союз, о котором они вроде бы условились, мало того, что принесет горести и недовольство родителям, близким друзьям, – и для самих молодоженов-новобрачных станет сплошным и горьким разочарованием? Может, как раз сейчас ему стоит слинять от нее по-тихому – а что, отмазка у него (перед самим собой и перед ней) железная: тяжелая болезнь, едва не окончившаяся самым худшим.

В общем, противоречивые чувства он стал испытывать по отношению к Насте – тело его, особенно если верить снам, тянулось к ней, однако разум малодушно советовал забыть.

* * *

А вот Кристина сама пришла к нему.

Он говорил родителям, что не хочет ни ее, ни кого бы то ни было еще, кроме их самих, видеть. Однако Кристи никаких родителей ни о чем не спрашивала – взяла да приехала. Проявила недюжинную ловкость, чтобы проникнуть к Артему в палату, и даже постоянный пропуск заполучила, дающий основание посещать его в любое время. При том неловко и удивительно вышло: мама и отец могли приходить в госпиталь только в строгие часы посещения, а девушка – которая, по сути, ему никто – когда заблагорассудится, даже ночью.

Молодой человек думал, что станет ее стесняться – как перед кем угодно из «женщин с воли» стеснялся бы своей немощности, страшно бледного своего лица и наглухо забинтованной головы. Но не тут-то было. Кристину он воспринимал почти как члена семьи, как своего парня. И ничего – ровным счетом ничегошеньки – по отношению к ней не испытывал.

Девушка нанесла ему вкусняшек – сама готовить не умела и не любила и в этом со смехом признавалась. Но деньжата у нее водились, и она притащила вкусностей из кулинарии дорогого продовольственного магазина. Аппетита на госпитальную еду у Артема не было – однако салатик «мимоза» из пластиковой коробки (по цене почти тысяча за кило) пошел на «ура».

Мать, когда была у него, говорила о героизме, что проявляла Кристи, вызволяя его из жуткой районной больницы города Казацка. Он напомнил ей об этом.

– Значит, ты решила заделаться матерью Терезой… – сказал со смехом. Невзирая на ее подвиги (и проявленную при этом житейскую самостоятельность и пробивную силу), он продолжал разговаривать с девчонкой свысока. А как иначе! Он старше ее без малого на десять лет! Десять лет разницы! В двадцать-тридцать лет – кошмарный срок. Совсем другое поколение. Он не мог воспринимать ее всерьез. К тому же его не влекло к ней. Нисколько. Ровным счетом.

– Нет, я не буду никакой матерью Терезой. Я старалась только для тебя, – отвечала Трипольская-младшая серьезно.

– Моя мама так впечатлена твоими подвигами! Она бы сама на тебе женилась, если б у нас разрешали однополые браки.

– Твоя мама чудесная! – игнорируя подтрунивания Артема, со всей искренностью отвечала Кристина.

– Я знаю. Но…

А вот что «но», она так и не узнала, потому что тут зазвонил его мобильник, лежащий на тумбочке. Кристина увидела краем глаза, что звонок – от персоны, зашифрованной «А.Б.», и сразу почему-то решила, что загадочная «А.Б.» – девушка, и обратилась в слух. Короткие, неопределенные и словно бы растекающиеся ответы Артема только подтверждали эту догадку.

– Темочка! Милый! – Голос Насти в трубке, с придыханием, довольно низкий, подействовал на него совершенно противоположным образом, нежели во плоти, рядом находящаяся Кристина. Он мгновенно испытал к ней, далекой и бесплотной, мощнейший приступ любви – она, эта любовь и страсть, оказывается, никуда не делась и все время оставалась при нем. – Как ты, мой дорогой, где ты?

– Я в Москве. В госпитале. И мне операцию сделали.

По лицу Артема, по его интонации и легкой полуулыбке на устах Кристина понимала, что, по всей видимости, на другом конце соединения и находится та самая – провинциальная разлучница, о которой упоминала Елена Анатольевна и которая могла отобрать у нее парня.

– А я знаю, – проговорила Настя в трубку. – Я все о тебе знаю. Я ведь и в Казацк за тобой ездила. Только немного не успела, тебя уже увезли. А сейчас я в Москве. Ты рад?

– Конечно.

– Тебе неудобно говорить?

– Отчасти.

– Ничего, я сама приеду к тебе. Что тебе привезти?

– У меня все-все есть. Сказать тебе мой теперешний адрес?

– Я все про тебя знаю. Скажи только номер своей палаты и часы посещения.

Односторонние реплики Темы, хотя в них ни слова не говорилось о любви, о многом свидетельствовали для любящего сердца. Они извещали о главном: у парня кто-то есть и отношения там очень-очень серьезные.

Поэтому Кристи дождалась, пока он наговорится, затем сама затеяла с ним пустяшный разговор, а потом довольно быстро распрощалась.

Однако, когда уходила из госпиталя, снова подошла к бюро пропусков. Дама, сидевшая там, уже была прикормлена – иначе как бы девушка разжилась проходкой в медучреждение в любое время дня и ночи! Кристина вообще верила, что любые препятствия, по крайней мере у нас в стране, можно устранить за деньги. И решать все вопросы надо, не «заносясь в гибельные выси» [22] (как писал Булгаков), а на самом низком из возможных уровней – так эффективней получается. И дешевле.

Даме в бюро пропусков девушка скормила насквозь выдуманную историю. Дескать, у ее нынешнего парня есть бывшая, которая никак не может смириться с разводом и терроризирует его. Даже до больницы его довела!