Несмотря на это утверждение, сумма, обозначенная под его изображением, тут же уменьшилась наполовину.

— Это угроза? — спросила Сузон Парка.

Она бросила предупреждающий взгляд на Ильяну, означавший только одно: молчи! Но девочка находилась в состоянии сильного стресса и продолжала грызть питательную плитку. За несколько язур, которые она провела в интернате на Нивидерос, Ильяна достаточно хорошо узнала теладинцев, чтобы понять, когда они блефуют. А блефовали они очень часто. Этот теладинец не был исключением.

— Что вы, коллега, конечно же, это не угроза! Мы очччень далеки от такой мысссли!

Сумма на мониторе еще уменьшилась.

— И каково же ваше решение?

— Момент! — Сузон отключила радиопередатчик.

— Цена! Какая наглость! Но если мы согласимся, то через несколько мизур выберемся отсюда, а через две стазуры уже будем на какой-нибудь планете.

— Очень соблазнительно, — колеблясь, кивнула Ильяна. Она не понимала почему, но в ней крепло убеждение, что Сузон не очень привлекает этот вариант. Нужно просто спросить.

— К тому же до Хевы нам осталось всего семь тазур, — сказала аргонка. — Там живет Денфим, мой бывший любовник. И, кроме того, там находится МКЦК.

— Да… и что?..

— Послушай, детка, ты же аргонка! МКЦК может выправить тебе все бумаги только на основании твоей кредитной карты. Расскажешь им трогательную историю. Про нападение хааков, о том, как ты потеряла свою семью, что-нибудь!

Теперь Ильяна наконец поняла. МКЦК — Межпланетный космический центр конгрессов — был постоянной организацией со множеством подразделений и центром, находившемся на Хеве. Поскольку Хева не относилась к: Планетарному Сообществу, а была одним из членов Свободной Лиги Хатиква, маленького нейтрального союза нескольких государств, то МКЦК признавался в равной степени всеми народами, включая сплитов и даже паранидов. И именно поэтому МКЦК являлся местом, где можно было встретить представителей всех народов Сообщества, которые, находясь за пределами основных секторов, по разным причинам попадали в кризисные ситуации. К тому же Ильяна знала, что Йошико была родом из Свободной Лиги, с планеты под названием Фиджи, находившейся примерно в пятистах миллионах километров от Хевы и вращавшейся вокруг того же солнца. В народе эти две планеты часто называли огненно-холодными близнецами: Возможность пройти по следам матери и узнать что-нибудь о своей семье вызвала у Ильяны странное ощущение. Но все же следовало выяснить еще один важный момент.

— А мы выдержим семь тазур наедине друг с другом в этой капсуле? — спросила она полушутя-полусерьезно.

— Понятия не имею, — хихикнула Сузон, — но попробовать можно. Рискнем?

И когда Ильяна одобрительно кивнула, аргонка активировала радиосвязь.

— Спасибо, но мы отказываемся, — заявила она, обращаясь к теладинцу, который проявлял явные признаки нетерпения.

— Тшшш? Ну что ж, как угодно, уважаемая коллега!

И оптический монитор потемнел.

— Уважаемая? Ты смотри! Они умеют различать мужчин и женщин! — ухмыльнулась Ильяна.

— Но не умеют отличить ребенка! — рассмеялась Сузон и пригнулась, потому что Ильяна швырнула в нее недоеденную питательную плитку.

Интеллект — не решение. Интеллект — это проблема.

Джехем ибн Далам, создатель ТФ/ЦП #EFAA

ОЭС-терраформер #DEFF

561 год по теладинскому летоисчислению

Яркий свет. Его вселенная состояла только из невероятно холодного белого света. Никакого ощущения собственного тела, никаких дыхательных рефлексов. И вообще ничего. Его имя звучало как доктор Мартен Винтерс. Он был мертв. Так же как… Галлахер! Целый месяц Бен Галлахер пытался испортить реактор-преобразователь, чтобы воспрепятствовать ускорению создания ОЭС-терраформера. Когда Бен наконец понял, что его технических знаний для этой цели явно недостаточно, он изобрел новую стратегию: теперь он хотел ослепить терраформера с ЦП, рассчитывая на то, что корабль, в соответствии с заданной программой, сам прекратит свою деятельность. И хотя ему действительно удалось полностью демонтировать оптический бортовой телескоп, это не удержало терраформера с ЦП от того, чтобы продолжать наращивать фазу ускорения. И в то время когда Бен Галлахер мрачно размышлял над уничтоженным прибором, его спугнули. Это сделал он. Мартен Винтерс.

Яркий белый свет. Мартен Винтерс пытается моргнуть, вздохнуть, но у него ведь нет тела. Ему не хватает кислорода. И все это где-то на краю порога восприятия. Он был мертв? Обрывки воспоминаний затопили его разум, тяжелые, бессвязные. Шел две тысячи девяносто восьмой год. Только что было принято решение раз и навсегда остановить действие проекта «Терраформеры». Его проекта! Еще мальчиком он видел, как первая флотилия космических машин покидает Землю через находящиеся недалеко от Земли стартовые ворота. Эти первые терраформеры еще не умели создавать себе подобных, но уже тогда Мартен Винтерс знал, что в будущем это произойдет, и он оказался прав! В две тысячи восемьдесят четвертом году, когда Мартен работал над своей диссертацией, мир увидел первого терраформера, который мог создавать новых терраформеров, используя добытое из них самих сырье. Это были ОЭС-терраформеры, или Машины Ноймана, как они были названы в честь их создателя, первым предложившего в середине двадцатого века этот план — самовоспроизводящиеся машины.

Где-то внутри него зашевелились смутные воспоминания. В нормальном состоянии он бы не обратил на это внимания — очень уж незначительным было ощущение. Но в этом его мире не было ничего, кроме смутных, неопределимых мыслей и белого света, поэтому каждое ощущение насильственно проникало в его сознание как воздушный шар. Появилось ощущение озноба. Сначала он не мог определить, откуда исходит этот холод, поскольку, как и прежде, не ощущал своего тела. Постепенно он начал осознавать, что холод просачивается в него сверху, то есть оттуда, откуда шел свет.

Озноб? Холод? Криогенная установка! Интересно, какой сейчас может быть год? Вдруг неожиданная резкая боль пронзила… его легкие! Он мог чувствовать воздух, который скользил у него в груди, словно глетчер по долине. Каждый вдох причинял невыносимую муку, но он жадно впитывал это ощущение боли, потому что оно давало ему уверенность, что он живет! Здесь был яркий белый свет, невыносимо холодный, как его жизнь. Он вспомнил свое имя — доктор Мартен Винтерс. Он жил! Шел две тысячи сотый год. Что-то внезапно появилось между ним и источником света — расплывчатое темное облако с рваным светлым пятном в центре. Откуда-то издали в его сознание проникали голоса, но он не понимал слов, потому что их заглушали шумы, исходящие из него самого. Это было какое-то слабое неравномерное постукивание. Звук ветра, свистящего в ущелье. Журчание реки, текущей по дну этого ущелья.

Он жил. Он потерял сознание.