— Давай я тебе помогу.

Он усмехнулся.

— Раскладывай вещи, так будет надёжнее. Не передумаешь.

Она с нежностью обняла его. Её щека потёрлась о его широкую грудь.

— Какой ты смешной и слепой.

Тихий и покойный, он коснулся горячими губами её макушки.

— Я влюблённый.

— Иди уж, не отвлекайся, — прыснула счастливым, но немного смущённым смехом она. "Как будто не моё, как будто ворую или недостойна, — похлопала она ладошкой свой пылающий лоб, как только он ушёл. — Моё! Моё по судьбе, по Космосу".

Чтоб отвлечься занялась делом. Для её малочисленной поклажи, хватило и небольшого уголочка. Поставила обувь и разложила бельё. На зеркальную тумбу определила косметику. Вообще-то его туалетная вода стоит в ванной комнате, но ей такой вариант не подходит. Достала фен и отнесла в шкафчик в ванной. Тапочки, халатик, ночнушку, определила в свободную тумбу у кровати. "Зачем ему была такая роскошная, полупустая мебель и большущая спальня на одного. Надеялся, что когда-то изменится скучная, однобокая жизнь". Накупавшись и посушив волосы, прилегла и не заметила, как задремала… Ей снились вновь шумеры Двуречья, мечтающие вернуться на свою северную родину ведь там много хлеба, меди, строительного камня и там могилы предков. Она видела, с какой тоской они смотрят на север, в ту сторону откуда приплыли. Сколько ностальгии. Но Лю знает, что это только мечты и никогда уже шумеры не будут одним народом и тем более никто не вернётся в край шумящей белой черёмухи. Ей повезло больше, и она жила там почти в начале зарождения новой цивилизации и вот сейчас. Надо непременно поехать туда с Эдиком.

— Лю, очнись, — мурлыкал он рядом, — родители на подъезде, собирайся.

— Я уснула? — встрепенулась, напугавшись, она.

Он, улыбаясь, убрал с её лица, разметавшиеся во сне в свободном полёте волосы.

— Немного есть такое дело. Чем тебе помочь?

Потихоньку тени сна отступили и она пришла в себя. Вспомнила где она и что с ней.

— Сама справлюсь. Я у тебя покупалась.

— Малыш, — притянул он её к себе, — это наше, а не моё. Но мы отвлекаемся, поторопись.

— Я успею. Но это всё же твоё, — упиралась она.

— Вот здесь, — поцеловал он, встав на колени её живот, — чьё? Моё или твоё?

— Наше…

— Соображаешь, — подхватил он её на руки. — Одевайся, наконец-то, куколка упрямая. И не тушуйся. Я постараюсь быть на чеку.

— Ты думаешь, меня будут сильно пытать?

— Не то слово. Их распирает от предположений и любопытства.

Пока они спустились вниз, родственники не только приехали, но и успели, раздевшись, осмотреться и соответственно настроится. Отец привёз букет. С интересом, рассматривая девушку, выбранную сыном, вернее так неожиданно решившуюся разделить судьбу с его сыном и найдя её весьма привлекательной, растерялся. Это было совсем непонятно. Приложившись к её маленькой ручке губами и вложив цветы, извинился:

— Не знал ваш вкус. Взял официальное. Розы.

— Спасибо, я понимаю…

— Алексей Васильевич Фёдоров. Отец этого шалопая. — Представился он. Это моя жена и мама Эдика — Тина Леонидовна. А вы?

Люда заметила, каким изумлением, недоверием и много ещё чем сомневающимся сверкали глаза женщины, а её поджатые губки вообще выражали полное презрение. Девушке стало не совсем уютно и её передёрнуло от повеявшего холодком ветерка, но Эдик беззаботно переключив рычажки, весело сказал:

— А она жена вашего шалопая — Людочка. Прошу любить и жаловать. Решение бесповоротное, обжалованию не подлежит. Давайте к столу. Шампанское ждёт. Всё-таки такой повод. Там и зададите свои вопросы, — остановил он мать. — Не спеши мамуля, мы непременно поговорим. Надо много чего обсудить с вами. Будет свадьба и белое платье.

Люда удивлённо посмотрела на него. "Что он такое говорит? Зачем?" Его родители тоже поразились таким фантазиям сына не меньше.

— А, что вас так подбрасывает? — посмеивался он. — Я просто обязан ей купить белое платье, потому, как эта девица ждала только меня. Мать, не делай, квадратных глаз. Она досталась мне девушкой.

Люда зарделась. Не придумав куда деть горевшее лицо, ткнула его в подаренный букет. Но Эдик, забрав его, безжалостно бросил цветы на кресло, оставив её краснеть на виду у всех, под ярко светящейся всеми многочисленными лампочками хрустальной люстрой. Алексей Васильевич, поправил жене отвалившуюся челюсть и, подтолкнув к столу, проговорил:

— Кто-то обещал шампанского, так пора бы уже и открыть. Тем более тёплым оно напоминает мне ослиную мочу. Принеси коньяк.

Жена просверлила его уничтожающим взглядом, но он, игнорируя женский гнев, отодвинув стул, усадил её к столу. Эд, поругивая себя, сбегал за бутылкой коньяка. Эффект от его болтовни оказался более тяжёлым, нежели он ожидал.

Когда все попривыкли немного друг к другу и заморили червячка, Тина Леонидовна пошла в наступление.

— Где же тебе повезло найти такое сокровище, — процедила она, криво улыбаясь и, конечно же, не веря ни единому слову сына.

Муж попробовал вмешаться, он был рад за Эдика, как бы там не обстояли дела, и ни о чём не желал знать, но сын опередил его.

— В нашей конторе. Она там почти с института трудилась.

— И ждала тебя? — вперилась в него не верящим взором мать.

— А я что не видный жених? — парировал он удар.

— Не об этом же речь. Сколько ей лет?

— Мы почти ровесники. Ещё вопросы есть? Нет. Тогда буду говорить я. Она не местная с реки Суры. Знаете где это? Вот и отлично. Значит, помните, откуда царям стерлядь на стол таскали. Но училась и живёт здесь. Имеет небольшую однокомнатную квартирку. Это я к тому говорю, чтоб маменька не прикидывала, что она позарилась на меня из-за жилплощади.

— Скажешь тоже, — отмахнулась Тина.

— Знаю, потому и говорю, — отрезал сын.

— У тебя, что мало достоинств, на которые девушка может польститься, — азартно сверкнула глазами опять маменька.

Эд скосил глаза на застывшую снегурочкой Люду, поиграл плечами и расправил спину.

— В том-то и дело, что куколка эта не знала ни про одно. Она вообще не знала кто я. И позарилась, как раз на мои недостатки.

— Не говори глупых речей, где ты теперь, в наше время такую дуру найдёшь.

Он не отказал себе в удовольствии прожевать нацепленный на вилку ломтик рыбы и улыбнулся:

— Считай, что мне дважды повезло.

— Много-то так почему? — отхлебнула из бокала Тина Леонидовна, туша непонимание.

— Потому что я первый её мужчина — раз. А два, потому что, не зная ничего обо мне, выбрала конкретно меня.

— Ты нас, как всегда дурачишь, — не поверила мать.