Я почувствовал, как у меня вспыхнуло лицо.

— Кто вы такая, черт возьми?

— Простите, что мне приходится быть такой прямолинейной.

— Что именно вы делаете для миссис Дойл?

— Я ее личный ассистент. — По моему взгляду она поняла, что этого ответа мне недостаточно. — Миссис Дойл наняла частного детектива, чтобы найти вас. При этом он также получил обширную информацию о вашей профессиональной и личной жизни, а еще о вашей нынешней ситуации. Это все есть в его отчете.

— А он постарался.

— Миссис Дойл определенно не хочет причинять вам вред. Ей нужна ваша помощь, и она готова щедро вас за это вознаградить. Это беспроигрышный вариант для всех. Возьмите деньги и встретьтесь с ней. Просто послушайте, что она вам скажет, и примите решение. Даже если дело дойдет до отказа, деньги вы сможете оставить себе. Но я не могу уйти, пока вы не дадите слово, что хотя бы увидитесь с ней. — Джанин наклонилась вперед, демонстрируя выпуклости своей груди и верхний край розового кружевного бюстгальтера. — Так вы увидитесь с ней, Фил?

Я прочистил горло и попытался не проявлять эмоции.

— Она выиграла в лотерею или что-то вроде того? Когда я знал миссис Дойл, она не была особо богатой. Она работала помощником учителя, а мистер Дойл — начальником смены на клюквенном болоте. С каких это пор у нее появилось столько денег, чтобы нанимать личных ассистентов и разбрасывать тысячи долларов как фантики от жвачки?

— Мистер Дойл погиб на болотах во время несчастного случая пятнадцать лет назад, — пояснила Джанин. — Очевидно, виновато было оборудование компании, и миссис Дойл получила довольно крупную сумму в качестве компенсации по иску, который она подала к его работодателю. С мистером Дойлом мы не были знакомы.

Я запомнил отца Мартина грубоватым, неприветливым и неразговорчивым человеком.

— Значит, теперь она при деньгах, верно?

— В финансовом плане у миссис Дойл все в порядке.

— Она все еще живет в том же доме на Спринг-стрит?

— Уже нет, но она осталась в Нью-Бетани. — Джанин достала из сумки изящный бумажник и расстегнула его. Открывшееся отделение продемонстрировало ее водительские права, две кредитные карты и фотографию, на которой она была, предположительно, со своим бойфрендом — мужчиной в форме морпеха. Обнимаясь, они улыбались на камеру. На снимке Джанин была одета в гораздо более консервативную и повседневную одежду, практически не имела макияжа и мало походила на ту фактурную, откровенно сексуальную и тщательно причесанную версию, которая сидела передо мной. Она вытащила из кармашка бумажника сложенный листок бумаги и положила его на стол рядом с деньгами.

— Это ее адрес. Также я написала на нем номер домашнего телефона и номер своего мобильного. — Джанин увидела, что я заметил фотографию. — Мой жених, — сказала она. — Воюет в Афганистане.

— Жаль это слышать.

— Иногда разлука усиливает чувства к человеку. — Она увлажнила губы языком. — Вы так не думаете?

— Вам лучше знать.

Джанин собрала вещи, встала и подошла ко мне.

— Я возвращаюсь в Массачусетс, как только мы здесь закончим. Мне нужно знать ваше решение.

Она стояла так близко, что я ощущал у себя на лице ее дыхание. Оно пахло мятой. Ее глаза сверкали за дизайнерскими очками. В голову мне пришел образ черной вдовы, соблазняюще кружащей вокруг жертвы, перед тем как сожрать ее.

— О, так вы не останетесь? — спросил я, испытывая болезненную тесноту в промежности. — Я думал, вы тоже часть стимула.

— Извините, если я произвела на вас такое впечатление, мистер Моретти.

— Снова «мистер Моретти», да?

Она поправила очки.

— Я просто пытаюсь делать свою работу. Мы с миссис Дойл очень близки. Она стала для меня второй матерью. Я работаю на нее уже почти десять лет и знаю, насколько это дело важно для нее.

— Поэтому вы думаете, что можете прийти сюда, сверкнуть вырезом блузки и бросить немного денег перегоревшему парню вроде меня, и я позволю водить себя за член, так?

Ее улыбка была такой мимолетной, что я ее почти не заметил.

— Когда миссис Дойл ожидать вас?

Устало вздохнув, я поднял деньги.

— Поеду сегодня вечером.

— Возьмите с собой паспорт, если есть. Миссис Дойл объяснит зачем.

— Мой паспорт, зачем мне… что, черт возьми, натворил Мартин?

Джанин проследовала к двери, затем остановилась и оглянулась на меня через плечо.

— Увидимся в Нью-Бетани.

Я закрыл глаза.

Сквозь завесу дождя сверкнула молния, словно меч, омытый кровью ангелов. Нечестивые духи выли в исступлении, в ушах у меня звенело от их жутких визгов.

Оставив эти образы во тьме, там, где им и место, я открыл глаза и произнес:

— Приеду утром.

Но Джанин уже ушла.

Третий раз за полчаса я пересчитал деньги и положил их обратно в конверт, в котором их дала мне Джанин Каммингс. Любимая куртка — поношенная черная кожаная вещь, которой я владел много лет, — висела на спинке моего рабочего кресла. Засунув конверт во внутренний карман, я решил, что вместо того, чтобы гонять в такую даль уже дышащий на ладан «Чеви-Кавалье» 1998 года, для поездки в Массачусетс я лучше арендую машину. Хотя Джиллиан была в школе и Триш, вероятно, как и обещала, лишила ее сотового телефона, я все равно решил оставить ей голосовое сообщение — чтобы, если я понадоблюсь для чего-то ей или ее матери, она знала, что меня не будет в городе несколько дней. Но потом передумал. Поскольку теперь у меня появились резервные средства, я выписал чек на алименты на следующие два месяца и положил его в маркированный конверт, на котором написал адрес Триш, чтобы на пути из города бросить его в почтовый ящик.

Дождь прекратился, и солнце отчаянно пыталось пробиться сквозь тучи, но это лишь усилило головную боль. Я достал из холодильника банку кока-колы, вылил половину содержимого в раковину и долил «Джека Дэниелса». Еще не было и десяти утра. Даже после многих лет такой жизни, всегда, когда я пил до наступления темноты, это вызывало у меня толику удивления. Нерешительность в духе «Неужели я пью так рано?», будто всякий раз это случалось впервые и я оказывался на краю неизведанной территории. Я мог бы придумать оправдание и убедить себя, что алкоголь — как и многое другое в моей жизни — подкрался ко мне незаметно, и я обратил внимание на его присутствие, когда было уже слишком поздно. Но правда в том, что я упорно трудился над тем, чтобы пасть так низко, и это произошло не в одночасье. Я годами катился по нисходящей спирали и ни черта не сделал, чтобы остановиться. На самом деле, большую часть времени мне это нравилось. Так что мне некого было винить, кроме себя.

Я посмотрел на банку. Почему я пытался камуфлировать свое пьянство, даже когда никого не было рядом? Полагаю, это помогало мне лгать самому себе, и с годами я в этом весьма преуспел. Удивительно, как много из этой жизни можно забыть, если хорошо постараться. Насколько успешно можно убедить себя, что определенных вещей никогда не существовало, если по-настоящему этого захотеть. Со временем разум начинает подыгрывать, граница между воспоминаниями и фантазиями стирается, и они сливаются в одно запутанное, сбивающее с толку месиво. Иногда это единственное, что помогает нам жить и двигаться вперед. А иногда загоняет нас в отвратительные маленькие уголки, где единственное, что не дает нам полностью сойти с ума, — это выпивка, наркотики или даже жуткий страх, что без них созданная нами альтернативная реальность может вообще перестать существовать, и останется лишь зияющая рана сырой, неотфильтрованной правды. Вот почему я предпочитаю темноту. В темноте могут прятаться ужасные вещи, но и я тоже. Как бы это ни пугало и ни тревожило, все там были на равных условиях. По крайней мере, тогда я верил именно в это.