Уже две недели Антон жил в Лубянске. Выбор на этот соседний с Терновом город выпал случайно, как семерка в комплекте с тройкой и тузом. Просто первый рейс, который отправлялся с городского автовокзала, был именно в Лубянск, в маленький зеленый город в ста километрах от Тернова.

«Вот и отослал себя за сто первый километр! – невесело усмехнулся про себя судья, впервые увидев из окна «Икаруса» мощеные улочки городка. – На какой срок?»

Ответ на этот вопрос мог дать лишь Пащенко. Вадим, и никто другой. Все зависело от того, насколько быстро он решит проблемы, существование которых Струге ранее не тревожили. От того, насколько проворен окажется журналист, «специалист по российскому криминалу». Когда Приттман так назвал себя, провожая Струге на автовокзале, тот едва не расхохотался. Специалист...

На сколько?

Ответ он получил ровно через две недели, одновременно со звонком Вадима в гостиничный номер. Пащенко сказал, чтобы вечерним рейсом Антон встречал Приттмана. Этого уже зарекомендовавшего себя в ристалищах с российской преступностью путешественника.

– Он все передаст тебе на словах. – Это означало, что пора паковать дорожную сумку в обратном направлении.

– Прокурор уже распустил слух о твоей смерти, – сказал Майкл, шагая к гостинице рядом с судьей. От этих слов у Струге похолодела душа. Судя по всему, Пащенко старался не на шутку. – Он уже второй день в своем кабинете пьет водку и страдает.

Брови Струге изумленно взметнулись вверх.

– Страдает от потери близкого друга... – Приттман поморщился, словно ему наступили на мозоль. Причина недовольства заключалась в отсутствии в салоне «Икаруса» кондиционера. – Все верят, Энтони.

Антону было легче говорить с журналистом на английском, нежели последнему – на русском. Поэтому и говорили они больше на английском. Однако имя «Антон» вписывалось в английскую речь так же, как слово «секьюрити» в обиход сторожа базы, поэтому американцу была предоставлена полная свобода измышлений.

– Не знаю, господа, что у вас из всего из этого выйдет, только у нас в Джерси за подобные мероприятия можно сесть в тюрьму.

Если бы Приттман знал хотя бы десятую часть того, чего он еще не знал, возможно, он первым же авиационным рейсом убыл в Москву, а оттуда – в США. Подальше от этих сумасшедших. А дальше Америки уже просто некуда.

– Читай законодательные акты и Конституцию Российской Федерации, журналист. – Пряча улыбку, Антон укладывал вещи.

– Может, передумаешь? Останешься еще на месяц, пока у тебя там все не уляжется? Ты ведь для этого сюда и ехал.

Антон усмехнулся.

– Я столько детективов перечитал за эту неделю, что теперь до конца жизни не смогу смотреть на книги. Мне пора домой, Майкл... Тебе не понять.

Приттман сделал все, о чем просил Антон. Семьсот пятьдесят тысяч долларов, что передал ему судья, хранились все это время рядом с фешенебельной гостиницей «Спутник» в Тернове. Он не понимал, почему судья не хочет положить их на счет в банке. Так, как делает этот русский, не поступит ни один американец! Какой идиот будет хранить сумку с «палеными» баксами?! Даже если и не «палеными», то ни один американец все равно не станет ее таскать! Может, все-таки положить их в банк?..

– Мне нужны эти доллары, – твердо сказал перед отъездом Струге. – Если положишь деньги в банк, я позвоню в Джерси Салли и скажу, что ты трахал в Тернове проституток.

Господи Иисусе! Приттман ночью закопал сумку за гостиницей. Под кривой яблоней, рядом с мусорными баками. Утоптал землю и положил сверху дохлого голубя.

– Теперь ты богатый человек, – качал головой Приттман. Он качал с уважением, как истый американец. И, как истый же американец, произнес исконно американскую фразу: – Без малого ты стоишь семьсот пятьдесят тысяч.

Вот так. Русский всегда скажет – ты стоящий парень. А по мнению американца же Струге стоит семьсот пятьдесят тысяч долларов. И то без малого. Без малого, но с каким уважением это произнес Приттман!

Антону очень захотелось плюнуть.

На плечи легла усталость, какую он не испытывал все эти дни. Это не была усталость от не проходящей бессонницы. Это безысходность и чувство полного одиночества. Антон почувствовал себя собакой, лежащей на ветру посреди огромного поля. Влиться в стаю – нет ничего проще. Просто нужно дать вожаку себя трахнуть да поваляться на спине перед некоторыми из своры. Самое трудное – не дать стае убедить тебя в нее влиться.

Антону очень захотелось закурить. Пять минут назад он купил пачку «Кэмел» и сейчас непослушными пальцами пытался ее распечатать. Он все делал правильно до этого момента. Он вывез из города Вострикова и поручил Шкаликову устроить бродягу в соседнем городе. В городе, в котором его не сумеют найти ни Тимур, ни Пастор. Там «разруливают» жизнь по «понятиям» их «братки»-оппоненты. После убийства Салеха и Горца вожаки преступного мира Тернова стали их откровенными врагами. Город Барнаул, столица Алтайского края, вотчина одного из убиенных в «Мерседесе». Братву просто так, без объяснений причин, не убивают. А, если верить Шкаликову, алтайцам до сих пор никто ничего не объяснил.

А дома его ждет Вадик... Он знает все. И это хорошо. Хорошо тем, что именно под его руководством следователи районной прокуратуры роют землю под Пастором и Тимуром. А в этом деле невольно брошенное на ветер слово может стоить жизни. Его жизни, Антона...

До чего же тяжело...

А что делать дальше? Антон знал – он найдет ответ на этот вопрос сразу, как только междугородный автобус въедет на стоянку автовокзала Тернова.

Антон вдруг вспомнил Сашу. В последний день, перед отъездом, он пришел к ней, уже не боясь того, что его «ведут». Просто некому было «вести». А если из штата охотников за ним еще и были на свободе несколько человек, то им было уже не до этого.

Судья ничего не обещал ей. Что может обещать слепой, шагающий по краю мира? «Я вернусь»? Просто попросил: «Саша, жди...»

И добавил на самом пороге: «Сколько сможешь». Это ни к чему не обязывает, но объясняет все, что нельзя сказать словами.

Он ничего не сказал ей о дне встречи. Сначала он не знал этой даты, а сейчас, постояв у телефонного аппарата с купленной пачкой сигарет, повесил трубку, не дождавшись ответа. Он даже не знает, что произойдет за то время, пока он будет добираться до дверей ее квартиры в таком родном и таком чужом городе Тернове. Если она к моменту его возвращения будет уже не той, он стерпит и это. За неполный месяц он потерял все, чем жил тридцать шесть лет. Если будет и эта потеря...

Струге дрожащей рукой затушил окурок о стоящую рядом напольную пепельницу. Вот туда он и плюнул...

– Наш материал произвел фурор в Джерси, – вдруг сказал Приттман. – Мэл Боско едва не кончил от радости. Только он сказал, что я в статье очень много выдумал. Он ведь не знает, что это твой материал. Но я не счел нужным его переубеждать. Антон, несмотря на усталость, сумел подавить улыбку. Но даже едва заметное движение бровей Струге заставило Приттмана насторожиться.