Его подборка, посвященная дикой карте, занимала почти три полки. У него было все: все жизнеописания Джетбоя, избранные речи Эрла Сэндерсона, мемуары Арчибальда Холмса, «Шик диких карт» Тома Вольфа, автобиография Циклона, записанная Робином Муром, «Полный альманах тузов» и еще много всего в том же духе. Включая, разумеется, все когда-либо выходившие публикации о Черепахе.

— Да, — сказал он, — она меня всегда… э-э… интересовала. И эти люди тоже. Я хотел бы когда-нибудь познакомиться с человеком с дикой картой.

— Ты уже с ним знаком, — сказала она с улыбкой.

— Как знаком? — Том был смущен и ошарашен. Неужели он чем-нибудь выдал себя? Или это Джоуи рассказал ей? — Это ты о ком?

— О себе, — проговорила Барбара. Должно быть, в глазах у него промелькнуло недоверие. — Знаю, по мне этого не скажешь. Я не туз и не кто-нибудь еще. Вирус мне ничего не сделал, насколько можно судить. Но он у меня есть. Мне тогда было всего два года, так что я не очень хорошо помню. Мама говорила, что я чуть не умерла. Я, должно быть, была настоящей страшилой. Наш доктор сначала решил, что у меня свинка, но мое лицо все продолжало и продолжало распухать, пока я не стала похожа на баскетбольный мяч. Тогда он направил меня в клинику «Гора Синай». В то время там работал доктор Тахион.

— Угу, — пробормотал Том.

— В общем, я выкарабкалась. Опухоль спала всего через пару дней, но меня продержали там целый месяц, делая всякие анализы. Это действительно оказалась дикая карта, но с таким же успехом я могла заразиться и ветрянкой — последствия были бы те же. — Она усмехнулась. — Папа ушел с работы, и мы переехали в Байонну, где нас никто не знал. Тогда все как с ума посходили с этой дикой картой. Я и сама узнала об этом только тогда, когда пошла в колледж. Мама боялась, что я не удержусь и разболтаю о нашем скелете в шкафу.

— Ну и как, разболтала?

— Нет. — Барбара покачала головой. Вид у нее стал странно серьезный. — Я не рассказывала об этом ни одной живой душе. До сегодняшнего вечера.

— А мне почему рассказала? — спросил Том.

— Потому что я тебе верю, — ответила она спокойно.

Ему очень хотелось признаться ей во всем. Потом, каждый раз, вспоминая о том вечере, Том ругал себя за то, что так и не посмел. Кто знает, как все могло бы сложиться?..

Но когда он уже открыл рот, чтобы признаться, чтобы рассказать ей о телекинезе, о Черепахе и о тайне, которую хранила свалка, время словно вдруг повернуло свой бег, и Том вновь очутился в школьном коридоре — стоял напротив нее и отчаянно хотел пригласить ее на выпускной, но почему-то не мог. Он слишком долго хранил свой секрет. Язык отказывался ему подчиняться. Так и не выдавив из себя ни слова, он обнял ее и пробормотал:

— Я рад, что ты сказала мне.

И ушел на кухню собраться с мыслями. Он взглянул на соус, булькающий на плите, и вдруг выключил газ.

— Одевайся, — сказал он ей, вернувшись в комнату. — Планы изменились. Я приглашаю тебя на ужин.

— В ресторан? Куда?

— В «Козырные тузы», — сказал он, поднимая трубку, чтобы заказать столик. — Сегодня вечером мы отправляемся смотреть на тузов.

Они ужинали среди тузов и звезд. Это стоило ему двухнедельного заработка, но он не пожалел об этом — даже тогда, когда метрдотель, едва взглянув на его вельветовый пиджак, отвел их к столику у самой кухни. Еда была почти столь же восхитительной, как сияющие глаза Барбары. Они потягивали аперитив, когда в зале появился доктор Тахион в зеленом бархатном смокинге и с Лайзой Минелли под руку. Том подошел к их столику и взял у обоих автограф на салфетке.

В ту ночь они с Барбарой впервые занимались любовью. Потом она задремала, уютно свернувшись у него под боком, а Том крепко обнимал ее теплое тело, мечтал о том, как они станут жить вместе, и спрашивал себя, какого черта он тянул так долго.

* * *

Он облетал озеро в Центральном парке, слушая Спрингстина и закусывая сырными доритос из пакета, когда заметил, что его преследует птеродактиль.

Сквозь телеобъектив Том видел, как он кружит над ним, ловя ветер шестифутовыми крыльями. Том нахмурился, выключил магнитофон и включил динамики.

— ЭЙ! — загремел он. — ТЕБЕ НЕ ЖАРКО, СЫНОК? ТЫ ВЕДЬ РЕПТИЛИЯ, СМОТРИ, ОТМОРОЗИШЬ СВОЮ ЧЕШУЙЧАТУЮ ЗАДНИЦУ!

Птеродактиль что-то пронзительно крикнул в ответ, сделал широкий разворот и приземлился на его панцирь, энергично захлопав крыльями, чтобы не кувырнуться через край.

Том со вздохом взглянул на экран, где птеродактиль, дернувшись, превратился в Малыша Динозавра, который решил оставить последнее слово за собой:

— Смотри, не отморозь свою собственную.

— У меня здесь обогреватели, — сообщил Том.

Мальчишка уже начинал синеть, что было совсем неудивительно: он был в чем мать родила. И явно с трудом удерживался на панцире, довольно широком, но с явным наклоном, а человеческие пальцы не могли цепляться за трещины между листами брони, как когти птеродактиля. Том начал плавный спуск.

— Вот сейчас как сделаю мертвую петлю и сброшу тебя в озеро, будешь знать.

— А я просто превращусь обратно в птеродактиля и улечу, — парировал Малыш Динозавр. Его била крупная дрожь. — Ну и холодина! А я даже не заметил.

В своем человеческом обличье единственный малолетний туз Нью-Йорка представлял собой нескладного тринадцатилетнего подростка с маленькой родинкой на лбу. Он был неловкий и неуклюжий, с взлохмаченными волосами, которые падали на глаза. Безжалостное око камеры во всех нелицеприятных подробностях показывало черные угри у него на носу и большой прыщ в ямке подбородка.

— Куда ты подевал свою одежду? — спросил Черепаха. — Если я высажу тебя в парке, тебя арестуют за оскорбление общественной нравственности.

— Пусть только попробуют, — с самоуверенной юношеской запальчивостью заявил Малыш Динозавр. — Кстати, а ты тут зачем? Летишь на дело? Я мог бы помочь.

— Любитель комиксов! Слышал я, что было, когда ты в прошлый раз взялся кому-то помогать.

— Подумаешь, руку-то ему пришили обратно; Тахион говорит, будет как новенькая. Откуда мне было знать, что тот парень — тайный агент? Если бы я знал, то не стал бы его кусать.

Том улыбнулся, хотя в этом не было ничего смешного. Малыш Динозавр чем-то напоминал ему его самого. В свое время он тоже обожал комиксы.

— Малыш, — начал он. — Ты ведь не все время бегаешь нагишом и превращаешься в динозавров, да? У тебя есть другая жизнь?

— Не собираюсь я открывать тебе тайну моей личности, — быстро отозвался Малыш Динозавр.

— Боишься, что родителям расскажу? — поддел его Том.

Лицо мальчишки покраснело. Все прочие части его тела уже давно были синими.

— Ничего я не боюсь, пердун старый! — выкрикнул он.

— А следовало бы — хотя бы меня для начала. Да-да, я знаю, что ты можешь превратиться в трехфутового тираннозавра и сломать себе зубы о мой панцирь. А мне под силу сломать каждую косточку в твоем теле в двенадцати или тринадцати местах. Или залезть к тебе внутрь и смять твое сердце в кашу.