Лекманн елейно улыбнулся и лениво ткнул пальцем в человека справа.

— Гривер Аулэй, — объявил он.

В отличие от Лекманна Аулэй был самым низким из всех. Кроме того, он был худ и костляв. Лицо его напоминало морду крысенка. Волосы песочного цвета, единственный глаз, левый — карий. Правый скрыт черной повязкой. Жидкая козлиная бороденка льнет к слабовольному подбородку. Губы растянуты, открывая гнилые зубы.

— А это Джабез Блаан, — проскрежетал Лекманн.

Этот был самым массивным. Он весил, наверное, не меньше, чем двое других вместе взятые, однако это был не жир, а мышцы. Создавалось впечатление, что его гладко обритая голова присоединяется к плечам без помощи такого архитектурного излишества, как шея. Нос у Блаана был сломан как минимум один раз и теперь представлял собой что-то вроде смятой картофелины. Глаза напоминали две дырки, проделанные в снегу теплыми струйками. Блаан сидел, положив на стол руки со сжатыми кулаками, цветом напоминающими ветчину. Такими кулаками можно было бы свалить столетний дуб.

Ни один из представленных не заговорил и не улыбнулся. Они ограничились сдержанными кивками.

Делорран и Мерсадион неловко разглядывали гостей.

— Они обладают особыми талантами и могут принести мне большую пользу, — объяснила Дженнеста. — Но об этом позже.

Перед нею лежал привезенный Делорраном пергамент. Она постучала длинным ногтем по документу:

— Благодаря капитану Делоррану, который только что вернулся из чрезвычайно важной миссии, мы теперь знаем о покушении на нашу собственность. К сожалению, усилий капитана оказалось недостаточно, чтобы вернуть сам предмет или привести сюда воров для заслуженного наказания.

Встревоженный Делорран придушенно покашлял:

— Прошу прощения, мэм, но что касается Росомах, то они свое получили. Как я уже докладывал, все они погибли.

— Вы были свидетелем их смерти?

— Нет… непосредственным — нет, ваше величество. Но когда я видел их в последний раз, у них не было шансов уцелеть. Они шли на верную смерть.

— Совсем не на такую верную, как вы думаете, капитан.

Капитан разинул рот:

— Мэм?

— Доклады об их гибели, как говорится, несколько преувеличены.

— Они уцелели в том сражении?

— Уцелели..

— Но…

— Откуда мне это известно? Драконий патруль видел, как они проскакали по полю боя, а потом напал на них, но безуспешно. Росомахи сумели скрыться.

— Ваше величество, я…

— Вы бы поступили очень мудро, если бы остались там подольше. Тогда бы вы располагали несколько большим, чем предположение о гибели Росомах. Как вы считаете, капитан? — Дженнеста говорила так, словно журила непослушного малыша.

— Да, ваше величество, — смиренно отвечал Делорран.

— Вы слышали о… кончине генерала Кистана. Он заплатил за ваш провал.

Делоррану стало совсем неуютно. Но не успел он произнести хоть слово в свою защиту, как Дженнеста щелкнула пальцами. Слуги-эльфы приступили к выполнению своих обязанностей. С серебряными подносами они подходили к гостям, предлагая вино. Один бокал с поклоном был предложен Дженнесте.

— Тост, — сказала она, поднимая бокал. — За возвращение того, что принадлежит мне, и за захват моих врагов.

Королева выпила, остальные последовали ее примеру.

— Тост вовсе не значит, что расплата отменяется, капитан, — добавила она.

Делорран не сразу понял, что Дженнеста имеет в виду, и озадаченно смотрел на нее. Потом до него стало доходить. Он посмотрел на бокал, который держал в руке, и смертельно побледнел.

Стеклянный сосуд, выскользнув из его ослабевших пальцев, упал и разбился. Челюсть у Делоррана отвисла. Он поднес руку к горлу.

— Ты… сука, — прохрипел он. Неловко поднявшись, опрокинул стул.

Дженнеста бесстрастно наблюдала за ним. Делорран сделал по направлению к ней несколько неверных шагов. Трясущаяся рука капитана потянулась за мечом.

Королева не двигалась.

Он почти утратил координацию. Ему никак не удавалось извлечь меч из ножен. С него лил пот, лицо исказилось нарастающей мукой. Издав скрипящий горловой звук, он начал задыхаться. Потом рухнул на пол, изогнувшись всем телом. Его подбрасывало и швыряло, изо рта пошла кровавая пена, тело сотрясали все нарастающие конвульсии. Потом спина у него выгнулась, он судорожно засучил ногами. И умер.

Лицо его обезобразила ужасная печать смерти.

— Стоит ли тратить драгоценную магию? — обратилась Дженнеста ко всей компании. — А этот яд все равно нуждался в проверке.

Появившись словно ниоткуда, Сапфира, кошка Дженнесты, склонилась над лужей пролитого вина. Она уже совсем было собралась лакать, но хозяйка со смехом отшвырнула ее носком туфля.

Потом королева обвела взглядом гостей. Трое людей обеспокоенно рассматривали свои наполовину осушенные бокалы. Это ее еще больше развеселило.

— Не тревожьтесь, — сказала она. — Чтобы отравить людей, мне совсем не нужно приглашать их во дворец. И тебе, Мерсадион, не надо так на меня смотреть. Я не стала бы повышать тебя в звании только для того, чтобы предать могиле. По крайней мере не сразу.

У нее это прозвучало как шутка.

Перешагнув через труп, она уселась поближе к гостям.

— Хватит развлечений, пора переходить к делу. Генерал, как я уже говорила, Лекманн и его люди владеют особым искусством. Они специализируются на поисках тех, кто оказался вне закона.

— Они наемники?

Ответил Лекманн:

— Так нас иногда называют. Но мы предпочитаем считать себя дополнительными силовыми структурами.

Дженнеста опять рассмеялась:

— Формулировка не хуже любой другой. Однако не надо скромничать, Лекманн. Расскажите генералу, на чем вы специализируетесь.

Лекманн кивнул Гриверу Аулэю. Тот вытащил мешок и шмякнул его на стол.

— Мы охотимся на орков, — заявил Лекманн.

Аулэй высыпал содержимое мешка. По поверхности стола запрыгали пять-шесть желтовато-коричневых предметов. Мерсадион непонимающе смотрел на них. Потом до него стало медленно доходить, что это такое. Усохшие оркские головы… Его лицо исказилось от омерзения.

Лекманн одарил его одной из своих масляных улыбок:

— Как вы понимаете, это касается только предателей.

— Очень надеюсь, что в наши отношения с этими агентами не вкрадутся никакие предрассудки, генерал, — заметила Дженнеста. — Я рассчитываю на ваше полное содействие их работе.

По лицу Мерсадиона было видно, как в душе у него честолюбие борется с отвращением. Но вот он начал приходить в себя.