– А ты знаешь, что у меня было два брата? – внезапно поинтересовался он. Уже привычная ухмылка сошла с его красивого лица. – Конечно же, нет. Они не были гришами. Они были солдатами, и оба умерли на войне, начатой нашим королем. Как и мой отец. Как и мой дядя.

– Мне жаль.

– Да-да, всем очень жаль. Королю жаль. Королеве жаль. Мне жаль. Но только Дарклинг готов что-то менять.

– Не обязательно делать это таким способом, Иван. Моя сила могла бы уничтожить Каньон.

Тот покачал головой.

– Дарклинг знает, что нужно делать.

– Он никогда не остановится! Ты это знаешь. Стоит ему попробовать на вкус власть, как этому не будет конца! Я уже в ошейнике. Вскоре дойдет очередь и до вас. И не останется никого и ничего достаточно сильного, чтобы воспрепятствовать ему.

Мускул на челюсти Ивана дрогнул.

– Продолжишь свои преступные речи, и я заткну тебе рот, – сказал он, а затем без лишних слов покинул палатку.

Чуть позже пришли заклинатель и сердцебит. Я их не узнала. Избегая моего взгляда, они молча укутались в свои меховые спальники и задули лампу. Я сидела в темноте и наблюдала за игрой теней от костра на брезентовых стенах палатки. Ошейник давил на шею, и мои связанные руки буквально чесались, так сильно мне хотелось сорвать его.

Я подумала о Мале, который находился всего в паре метров от меня в другой палатке. Это я привела нас сюда. Если бы я забрала жизнь оленя, его сила стала бы моей. Ведь знала, чего может стоить нам милосердие. Моей свободы. Жизни Мала. Бесчисленного количества жизней других. И все равно оказалась слишком слабой, чтобы довести дело до конца.

В ту ночь мне снился олень. Снова и снова я видела, как Дарклинг перерезал ему горло. Как утекала жизнь из его темных глаз. Но когда я опускала взгляд, то обнаруживала свою кровь, распускающуюся красным пятном на снегу.

Я очнулась от звуков пробуждающегося лагеря. В палатку вошла сердцебитка, отвязала меня от кола и подняла на ноги. Мое тело ныло после ночи в столь неудобном положении. Сердцебитка провела меня к лошадям, которых уже успели оседлать. Рядом стоял Дарклинг и тихо переговаривался с Иваном и другими гришами. Я огляделась в поисках Мала и почувствовала прилив паники, когда не смогла его найти, но тут опричник вывел его из палатки.

– Что нам с ним делать? – спросил страж у Ивана.

– Предатели идут пешком. А когда сильно устанет, привяжем его к коню и потащим, – ответил тот.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но Дарклинг меня опередил:

– Нет, – он грациозно вскочил на своего коня. – Он нужен мне живым к тому моменту, как мы доберемся до Тенистого Каньона.

Страж пожал плечами и помог Малу сесть на лошадь, затем привязал его руки к седлу. Я почувствовала волну облегчение, за которой последовал укол страха. Может, Дарклинг намерен отдать Мала под трибунал? Или придумал что-то куда более зловещее? «Он все еще жив, – сказала я себе, – значит, у меня пока есть шанс его спасти».

– Поедешь с ней, – обратился Дарклинг к Ивану. – Убедишься, что она не натворит глупостей в дороге.

Он даже не посмотрел в мою сторону, просто пришпорил коня и поехал рысью.

Мы пробирались сквозь лес несколько часов, миновав плато, где мы с Малом ждали стадо. Я даже увидела валуны, за которыми мы пересидели ночь, и задумалась, не стал ли тот свет, что спас нам жизни во время снежной бури, тем маячком, что привел врага прямо к нам.

Я знала, что нас везут обратно в Крибирск, и ненавидела даже саму мысль о том, что ждало меня впереди. На кого Дарклинг нападет первым? Отправит флот на север Фьерды? Или отправится на юг, чтобы натравить Каньон на Шухан? В чьей крови будут испачканы мои руки?

В дороге мы провели еще одни сутки, прежде чем достигли широких трактов, ведущих на юг к Ви. На перекрестке нас встретила большая группа вооруженных мужчин, большинство из которых оказались опричниками в серых кафтанах. Они подогнали свежих лошадей и карету Дарклинга. Иван бесцеремонно забросил меня на бархатные подушки и залез следом. Хлопнули поводья, и мы снова двинулись в путь. Иван настоял, чтобы мы задвинули шторки, но мне удалось мельком выглянуть наружу и увидеть, что нас окружали вооруженные наездники. Было трудно не вспоминать свою первую поездку с Иваном в такой же карете.

Солдаты разбили лагерь на ночь, но меня изолировали от всех и держали взаперти в экипаже. Иван принес мне еду, явно злясь из-за того, что приходится играть роль моей няньки. Он отказывался разговаривать со мной и грозился замедлить мой пульс так, чтобы я потеряла сознание, если не прекращу расспрашивать о Мале. Но я все равно третировала его вопросами каждый день и не сводила глаз с небольшой щелочки между шторками на окне кареты, надеясь увидеть друга.

Спать почти не удавалось. Каждую ночь мне снилась заснеженная поляна и темные глаза оленя, взирающие на меня с вековой мудростью. Еженощное напоминание о моей неудаче и горе, которое на нас накликало мое милосердие. Олень все равно умер, а мы с Малом отныне обречены. По утрам я просыпалась с чувством вины и стыда, а также с раздражающим ощущением, что я что-то забыла: какой-то скрытый посыл, который казался очевидным во сне, но затерялся на задворках разума с пробуждением.

С Дарклингом мы не виделись до самых предместий Крибирска. Дверь в карету внезапно открылась, и он скользнул на сиденье напротив. Иван вышел без лишних слов.

– Где Мал? – спросила я, как только захлопнулась дверь. Я увидела, как его кулак в перчатке сжался, но голос парня остался таким же жестким и спокойным, как прежде.

– Мы въезжаем в Крибирск. Когда нас встретят другие гриши, ты не проронишь ни слова о своей маленькой экскурсии.

Я раскрыла рот от изумления.

– Они не знают?!

– Они знают только то, что ты находилась в уединении и готовилась пересечь Тенистый Каньон с помощью молитв и отдыха.

Я хрипло хохотнула.

– Вид у меня определенно отдохнувший.

– Я скажу, что ты постилась.

– Вот почему меня не искали солдаты в Раевости, – наконец дошло до меня. – Ты не признался королю.

– Если бы слух о твоем исчезновении вышел за стены дворца, тебя бы нашли и убили фьерданские ассасины.

– И тебе бы пришлось отвечать за потерю единственной заклинательницы Солнца в королевстве.

Дарклинг разглядывал меня с минуту.

– Какая, по-твоему, у тебя была бы с ним жизнь, Алина? Он отказник. Ему никогда не понять твою силу, а даже если бы он понял, то стал бы бояться тебя. Такие люди, как мы с тобой, не могут вести обычную жизнь.

– Я совсем не такая, как ты, – пылко ответила я. Его губы изогнулись в напряженной, горькой улыбке.

– Ну, конечно же, нет, – любезно проговорил он. Затем стукнул по крыше кареты, и та остановилась. – Когда мы приедем, ты со всеми поздороваешься, затем сошлешься на усталость и удалишься в свою палатку. Если выкинешь что-нибудь безрассудное, я буду мучить следопыта, пока он не взмолится о смерти.