— Идемте сомной, прошу вас, — повторяла девушка, пытаясь уговорить ее выйти изпалаты.

Мария была вотчаянии. У нее опускались руки, она чувствовала, что устала биться лбом в этустену молчания.

Медленно, тяжелоМистраль повернул к ней голову и открыл глаза.

— Мария, —проговорил он едва слышно, но отчетливо.

— Я здесь,любовь моя, — прошептала она, склоняясь над ним, нежно пожимая ему руку иощущая слабое ответное пожатие. — Как ты себя чувствуешь? — ласковоспросила Мария.

Мистраль опятьзакрыл глаза, и его лицо исказилось болезненной гримасой.

— Мнебольно, — ответил он с трудом.

Мария оглянуласьна медсестру, взглядом моля о помощи.

— Мы прогонимэту боль, — пообещала она, улыбаясь, чтобы его подбодрить.

Вошел дежурныйврач и, подвергнув Мистраля тщательному осмотру, остался доволен результатом.

— Вы хорошосебя ведете, — похвалил его доктор, еще раз проверяя пульс.

Гримаса болиисказила лицо Мистраля.

— Где у васболит? — спросил врач.

— Особенноголова, — ответил Мистраль, — и живот.

— Ну, это ужслишком. Или живот, или голова, — пошутил доктор.

В эту минуту вошлаАдель. Как только она появилась в отделении интенсивной терапии, ей сообщили,что Мистраль наконец вышел из комы и начал говорить. Обливаясь слезами, онапоминутно просила подтвердить, что ее сын действительно проснулся, что он будетжить. Она осталась в коридоре и села, чтобы выплакать, облегчить слезами всенакопившиеся чувства: страх, ожидание, надежду и радость при известии осчастливом исходе. Наконец, успокоившись и утирая слезы, она вошла в палату икрепко обняла Марию, шепча ей на ухо:

— Иди домой,отдохни. Я побуду здесь.

Мария подошла ккровати и, целуя в лоб Мистраля, сказала:

— Я вернусьскоро-скоро.

Он улыбнулся,провожая ее взглядом.

Адель подошла ксыну и погладила его по щеке. Обернувшись к врачу, она спросила:

— Я могупобыть с ним?

— Только неутомляйте его, — посоветовал доктор и вышел вместе с медсестрой.

— Вечно тыдоставляешь мне одни огорчения, — упрекнула она сына, когда они осталисьодни. — Вот послушался бы моих советов…

Вошел профессорСалеми, нейрохирург, делавший Мистралю операцию.

— Выжалуетесь на боли, Мистраль, — начал он.

Мистраль лишьулыбнулся доктору.

— Жаловаться— это неотъемлемое право больного, — продолжал хирург. — А облегчениеболи — наша святая обязанность, — добавил он. — Боль скоро пройдет, явам обещаю. Но сейчас вам нужен покой. — Он многозначительно взглянул наАдель, и она поняла этот взгляд.

— Вы менявыставляете за дверь? — спросила она с покорной улыбкой.

— Господь свами, я бы не осмелился. Это просто совет врача.

— Я дам емуотдохнуть, — обещала Адель, провожая врача к двери. Потом она села вкресло в ногах кровати и заглянула в лицо своему мальчику.

В глубине души онабыла уверена, что именно ее молитвы вкупе с теми, что возносил настоятельмонастыря капуцинов и все ее друзья из Чезенатико, сыграли решающую роль вчудесном выздоровлении сына.

Теперь в нейкрепло убеждение, что все завершится благополучно.

И еще Адельподумала, что Мария действительно необыкновенная женщина.

За прошедшие дни унее была возможность убедиться в том, как глубоко Мария страдает, как любит онаМистраля, как правдива и чиста ее душа. Возможно, размышляла Адель, союз сМистралем был не такой уж ошибкой, как она привыкла считать. Напротив, теперьона бы не удивилась, услышав, что эти двое и вправду созданы друг для друга.

Ее сын,доставивший ей столько горя со своей проклятой страстью к большим скоростям,оказался не таким скверным мальчишкой, как она думала. Но чтобы понятьнекоторые вещи, развеять предубеждения, отказаться от глубоко укоренившихсяпредставлений, чтобы уяснить, что каждому уготована судьбой своя дорога, покоторой он должен пройти сам, пришлось пережить страдания и боль.

Только в этотмомент Адель начала понимать, как она ошибалась, осуждая Мистраля. Еенепослушный, не желавший учиться сын, этот безалаберный и упрямый мальчишка,пошедший наперекор ей, оказался человеком порядочным и щедрым, этот кумир толпыжил скромно, словно стесняясь своего богатства и успеха. Она представила себе,как радовался бы такому сыну ее Талемико, как он гордился бы Мистралем, если быбыл жив, если бы не оставил ее так рано. Все эти размышления помогли ейпримириться с собой и с миром. Давно она не испытывала этого чувства.

Вернувшись вгостиницу, Адель вошла в номер и тихонько приоткрыла дверь в спальню Марии.Измученная усталостью, Мария глубоко спала в полутемной комнате. Ее лицо былоспокойным и умиротворенным. В эту минуту Адель почувствовала, что полюбила ее,как дочь.

Она отправилась напоиски внуков, игравших, как оказалось, в гостиной с Рашелью.

— Одевайтесь,детки. Сегодня бабушка поведет вас на прогулку, — объявила Адель, чувствуянастоятельную потребность принять деятельное участие в жизни Марии и ее детей.

— Куда мыпойдем? — спросил Мануэль.

— Мойбезошибочный нюх подсказывает мне, что тут неподалеку есть магазин, где продаютигрушки. Много-много разных игрушек. Пойдем, поищем этот магазин.

Фьямма широкораскрыла свои слегка раскосые восточные глаза, удивившись предложению бабушки.Она умоляюще взглянула на Адель, боясь огорчить ее, и прошептала:

— Я бы хотелаостаться здесь.

Адель крепкообняла ее:

— Может, тебенехорошо?

— Мнехорошо, — заверила ее девочка.

— Хочешьзаняться чем-то другим?

Фьямма чмокнулабабушку в щеку и сказала:

— Ты всегдасо мной обращаешься так, будто я больна.

— Тебе ивправду так кажется? — мысленно Адель дала себе слово впредь бытьповнимательнее и следить за собой в общении с этой удивительной девочкой,приводившей ее в замешательство.

— Да, именнотак, — уверенно кивнула Фьямма.

Адель рассмеялась:

— Ах ты,маленькая плутовка!

— Не такая ужмаленькая, — с достоинством возразила девочка.

— Тыправа, — согласилась Адель, — и мы, конечно, сделаем, как ты хочешь.Ты всегда умеешь настоять на своем. Хорошо, оставайся дома и жди нас.

— Ладно, —сказала Фьямма.

— Только небуди маму, — предупредила Адель.