На данный момент я знал, что проблем не будет только с Лексом.

Благо он додумался установить непомерную цену в один миллион за шаг торгов, отчего часть претендентов отсеялась на первоначальном этапе.

Но были и те, для кого деньги не были проблемой.

Как для этого придурка, которого сейчас штопал доктор.

Сам Лекс сдулся на пяти миллионах, махнув рукой и пробубнив, что на его долю баб вполне хватит.

А вот упырь вошел в азарт и твердо решил выкупить Лизу во что бы то ни стало.

Его не устроили мои десять миллионов за то, чтобы он забыл, что был здесь, и просто ушел с моих глаз.

Но отрубленная кисть руки вполне устроила.

— Где Лиза?

Я даже говорить не мог нормально. Почти рычал. Зверем. Готовым растерзать, даже если потом сам сдохну от невыносимой тоски.

— В красной комнате.

— Скажи Эйнару — пусть завяжет ей глаза и прикует к постели наручниками.

Брови Бьёрна поползли вверх, на что я только рявкнул:

— Ее нужно наказать!

— Не думаю, что она понимает, что натворила.

— Поймет!

Почувствует на собственной шкуре, каково это — принимать неверные решения.

Чтобы на будущее думала, о чем говорить и кому.

Жестоко?

Возможно.

Но разве люди учатся на своих ошибках, пока не получат в лоб граблями?

К сожалению, нет.

И я намеревался стать этими самыми граблями, которые шарахнут так, чтобы девчонка надолго запомнила этот урок.

Не всё в этом мире бывает легко и просто.

Рано или поздно наступает день, когда приходится отвечать за свои слова. И она ответит.

— Свободны, — сухо и мрачно кивнул я парням, которые присматривали за Лизой, даже если в этом не было необходимости, пока она была в наручниках.

Я замер перед дверью на пару секунд, пытаясь обуздать свою злость, но получилось не слишком хорошо.

Лучшим вариантом было просто оставить ее в таком состоянии до утра.

Лиза извела бы себя сама за это время.

Но поняла бы она, что именно натворила своим гребаным предложением? Нет!

Едва ли она подумала даже о том, что теперь, ссылаясь на ее слова, любой из участников игры мог выкупить и ее горячо обожаемую беременную подружку! До шести утра! Чтобы трахать ее до потери сознания! Глупо было бы надеться на то, что кто-то желал иного, увидев красивую девушку, и уж тем более поверил бы в ее беременность!

Люди, приходившие играть в «Чертог», не отличались жалостью и за свою жизнь перепробовали много запретного и откровенно криминального.

Они хотели адреналина.

Хотели эмоций на грани.

И могли получить это только здесь, где кровь, смерть и боль не были наигранными и никто не мог предугадать, чем закончится игра.

У дверей я слышал, как она кричала.

Звала Эйнара. И просила поговорить со мной, отчего я только клацнул челюстями, понимая, что совсем не успокаиваюсь, слыша это.

Во мне не было ни капли жалости. Не было даже желания узнать, что именно она сказала бы мне, войди я сейчас и покажи, что это именно я.

Что бы Лиза ни сказала сейчас, уже было поздно.

Процесс был запущен, и он был необратим.

Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь, глядя только на Лизу, прикованную к железной спинке кровати, а девчонка тут же замолчала и притихла. Но не сникла.

Мои глаза быстро привыкли к темноте, и теперь я отчетливо видел не только очертания предметов, но и то, насколько напряжена девчонка.

Еще бы! Она стояла, выпрямив спину, и держалась подчеркнуто ровно и горделиво, даже если сжимала в ладонях края кровати так сильно, что ее руки дрожали.

Упрямая. Сильная. Этим она меня и цепляла так, как еще никто и никогда.

Но именно по этой чертовой причине мне хотелось в этот момент сделать ей так больно и жутко, чтобы она запомнила эту ночь навсегда.

Пусть станет сильнее, пусть будет еще упрямее.

Но пусть станет и мудрее, черт побери!

Только мудрецы и восточные философы могли позволить себе рассуждать о жизни и говорить правильные вещи. Мы же — простые люди — должны были пройти через ад, чтобы эти крохи мудрости остались навсегда в головах.

Я долго смотрел на девчонку, не позволяя себе приблизиться к ней.

Злился и чувствовал, как через эту ярость просачивается гребаное возбуждение.

Меня никогда не возбуждали слабость и бессилие женщин перед мужской силой.

Никогда не возникало желания унижать еще и в постели. Но обнаженная спина Лизы в эту секунду была верхом средоточия всех моих мыслей.

Жгло желание укусить ее за плечо от всей души, а потом проделать дорожку из поцелуев вдоль изящной впадинки, где шел позвоночник.

Хотелось придушить ее за сказанные слова, действие которых уже стало необратимым, но в то же время глубоко внутри я был восхищен ее отвагой и упертостью. Вряд ли кто-то решился бы на такое, кроме нее.

Лиза ждала.

Напряжение сквозило в каждом ее вдохе.

Мне даже казалось, что она пытается принюхиваться в попытках понять, кто же стоял за ней.

Интересно, как бы она отреагировала, если бы поняла, что это был именно я?

Я сделал шаг к ней, ощущая всем телом, как она дрогнула, но упрямо сжала губы, задышав быстро и порывисто.

Боится. И правильно.

Пусть боится еще больше! Пусть запомнит эту ночь как самую унизительную и мерзкую в своей жизни!

Я рывком снял с нее штаны, намереваясь напугать сильнее и видя, что мне это удалось, потому что Лиза дернулась и тяжело сглотнула желчь внутри, а я задержал дыхание от ее обнаженных ягодиц.

Несмотря на то что девчонка сильно похудела за последнее время, ее тело по-прежнему было восхитительным, а кожа всё такой же мягкой и гладкой. Как в ту ночь, которая не выходила из моей головы, что бы я ни делал.

Ее аромат. Ее близость. Мои воспоминания и жажда до нее играли со мной злую шутку, заставляя остановиться и замереть, чтобы не выдать себя прикосновениями, которые могли стать лишними.

— …Мне нужно поговорить с Варгом.

Ее голос не дрогнул, когда Лиза произнесла это, а меня словно ударило током.

Поговорить?

Чтобы оправдаться?

Чтобы пояснить свою гребаную позицию по вопросу, который изначально не должен был существовать?

Ярость затмила мозг настолько стремительно, что в какой-то момент мне показалось, что комната стала алой.