Не думали о том, чтобы покончить с собой, как бы дерьмово ни было вокруг. А так было всегда.

Жизнь научила нас вставать спиной к спине и драться еще сильнее, чтобы все вокруг боялись и не смели подходить близко.

Это он разделил мою боль и агонию от страшной потери семьи.

Он прикрывал меня спустя много лет, когда я нашел тех, кто лишился своих голов за преступление.

Он всегда был рядом, прикрывая спину, что бы ни случилось.

И его боль ранила меня сильнее собственной…

Такие раны, какие были внутри нас, не зарастают. Не становятся меньше со временем. Они тихо гниют внутри, выливаясь в кошмары, где те, кого мы любили, всё еще были живы, становясь вот такими странными привязанностями, которых лучше было не допускать.

Поэтому я поднялся на ноги, стер ладонью кровь с лица и взял из мини-бара большую бутылку водки, чтобы разделить ее с тем, чья душа была в агонии.

— Я лекарство принес, — проговорил я, войдя в кабинет Бьёрна и застав его на диване с рваной кофтой в руках. На его торсе было мало татушек. Не как у наших ребят. Но на груди была та, от вида которой даже мое ледяное сердце начинало стонать.

Два женских имени.

Бьёрн молча протянул ко мне руку, куда я вложил бутылку, садясь рядом с ним. Плечом к плечу.

— Сто восемнадцать?

— Сто девятнадцать, — поправил меня друг, откупоривая водку и выпивая первым. Прямо из бутылки, чтобы затем протянуть ее мне. — Обнуляем.

— Обнуляем, — кивнул я и выпил вслед за ним, даже не поморщившись.

Это была наша маленькая традиция — считать дни от драки до драки.

В этот раз мы продержались сто девятнадцать дней. Очень неплохой результат. Раньше не проходило и месяца.

— За первый день, — выдохнул устало Бьёрн, отпивая снова, когда я протянул ему бутылку в свою очередь.

Мы долго молчали.

Просто пили, как когда-то давно, будучи еще совсем салагами. На морозе, примерзая худыми задами к асфальту. Так же прямо из горлышка. Плечом к плечу.

Но я знал, что если этого не скажу я, то не скажет никто.

— Она не заменит тебе Кайю, брат…

Бьёрн прикрыл глаза, сделав несколько глотков из бутылки, и сморщился.

Только эта горечь внутри была не от выпитого.

Она была в его кричащей душе.

— Ее не заменит никто и никогда, просто… — Бьёрн тяжело выдохнул, пожимая плечами — …я подумал, что раз не смог спасти своего ребенка, то, возможно, получится спасти хотя бы этого.

Это было тяжело.

И ранило так же сильно, как пять лет назад.

Ничего не изменилось. В душе было всё такое же месиво, от которого становилось сложно дышать.

Я не знал, что сказать Бьёрну в ответ. Только сжал крепко его плечо ладонью.

Если бы я только мог вернуть его беременную жену, то не пожалел бы ничего. Даже собственной жизни.

Ничего не было тяжелее, чем продолжать жить с мыслью, что мы не уберегли их.

— Эта девчонка совсем не такая, как Кайя. Полная противоположность. Она мне в глаза даже не смотрит. Боится. Кайя бы уже расцарапала мне всё лицо, окажись она в такой ситуации!

Я кивнул, пытаясь улыбнуться, но у меня ничего не вышло.

Бьёрн всё еще жил этими днями, когда его жена была жива. Не мог отпустить ее и смириться с тем, что уже было ничего не вернуть.

С самого начала их любовь была немыслима, но от них буквально искрило.

Кайя была полицейским.

И уже с этого момента казалось, что между ними должна была стоять бетонная стена.

Но их тяга оказалась сильнее.

Она задержала Бьёрна впервые за превышение скорости и посадила его на пятнадцать суток за то, что он пытался заигрывать с ней.

Упрямая, смелая и неподкупная.

Я не смог вытащить друга даже через связи с мэром города.

А когда он вышел, то понял, что этого и не нужно было. Потому что впервые мой друг светился от азарта и хохотал от души, рассказывая про эту мелкую выскочку, которая умудрилась его даже наручниками приковать.

Он был самым счастливым человеком на свете, когда она была рядом.

…И вот уже пять лет он медленно умирал в душе, оставшись один. Без своих девочек.

— Аккуратнее с ней, слышишь? — в конце концов выдохнул сокрушенно я, имея в виду Алексу, когда мы осушили бóльшую часть бутылки, поднимаясь, чтобы привести себя в порядок.

Потому что сегодня была очередная игра.

— И ты тоже, Варг.

Эти слова, сказанные уже в спину, заставили меня напрячься. Но я не стал оборачиваться.

Только вышел, направляясь в свою комнату, чтобы переодеться и смыть с себя кровь.

То, что происходило с нами сейчас, было неправильно.

Но было гадкое чувство, что изменить что-то сами мы уже не властны.

Ведь я пытался отгородить друга от опрометчивых решений, а что же сам?

Всю неделю провел у постели девчонки, обтирал ее лицо, когда она была в бреду, и закутывал в одеяла и пледы, когда она дрожала. Гладил по волосам, пытаясь успокоить, и убирал прядки со лба и щек, чтобы ей было удобнее.

Лизе снились кошмары, и я знал, что виноват в этом только я один.

В такие минуты я забирался на ее узкую кровать, чтобы обнять и прижать к себе. Чтобы через свой сон и бред она почувствовала, что больше не одна, и перестала бы бояться призраков во тьме.

Прислушивался к тому, как она дышит, а сам не мог сомкнуть глаз, даже когда она сопела и крепко засыпала.

Утром уходил до того, как девчонка просыпалась.

Эти чувства во мне были лишними. Ненужными. Они делали меня слабее.

Но отказаться от них я не мог… Словно яркая горячая искра залетела в мое ледяное сердце. Я не видел ее, но ощущал, как ее огонь жжет меня внутри, не давая покоя, отбирая сон, заставляя делать то, чего я не делал никогда раньше.

***

Я пережила первый выстрел, и мне казалось, что ничего страшнее уже не будет.

Мне казалось, что будет легче после того, как Варг научил меня обращаться с оружием. Хотя бы отчасти.

Мне казалось, что я собранна и решительно настроена победить всех врагов и вырваться из этой клетки, приняв ситуацию такой, какая она была.

…Но, когда оказалась в стенах круглой комнаты во второй раз, все мои мысли разбились вдребезги.

Нет, я не кричала, не билась в истерике.

Молча заняла свое место снова рядом с Джо. Но внутри меня был ад.

Внутри меня судорожно билась девушка, моля о помощи и пощаде, потому что она помнила слишком отчетливо, как в прошлый раз здесь на полу лежала женщина. Умирающая из-за нее. И пускай теперь я знала, что этот человек заслуживал смерти, стать этой самой смертью я не была готова.