волос не упадет с моей головы.

– Я взял зубную щетку, – сообщил Саша и показал пакетик с зубной щеткой.

– Ну что ты. Все должно быть красиво.

Решетников достал из выдвижного ящика ложку, облизнул ее и протянул Саше. Тот открыл пакетик, и Решетников положил в него ложку.

Увидев, что Саша собирается уходить, Петр вызвался его проводить.

Они молча вышли из подъезда и пошли по двору.

– Ты же не до дома меня собрался провожать? – спросил Саша, останавливаясь.

– Эта девчонка тебя любит.

– С чего ты взял?

– Ей предлагал переспать очень богатый человек, она отказалась и вообще против встреч с ним. А он ее в кино может снять. Не знаю, что она в тебе нашла, если ты не мой сын.

– Сам сомневаешься.

– Всякое может случиться.

Саша с любопытством смотрел на Решетникова.

– А если я не от тебя?

– Плохо подумаю на маму. И все.

Помолчав, Саша сказал:

– Дай слово, что ты не переспишь со Стасей.

– Слушай, ну ты совсем что-то из меня…

– Просто дай слово, – перебил его Саша. Видя, что отец молчит, он повторил: – Дай слово. Что, это сложно?

После недолгой паузы Решетников произнес:

– Даю слово.

– Я сообщу результаты теста.

– Я твой отец.

– Не уверен, что я буду этому рад. Я себе уже кое-кого нафантазировал.

– А я вот счастлив, что ты мой сын.

– Береги училку, – сказал Саша, похлопал отца по плечу, подмигнул с улыбкой и направился к выходу со двора. Глядя вслед удаляющемуся сыну, Решетников почувствовал, как у него от гнева вскипает кровь. В ярости он взлетел обратно на свой чердак, забежал в квартиру и увидел, что Красовская поправляет покрывало на диване.

– Вы трахались? – закричал он. – Где вы с ним трахались?! Здесь? Здесь?! Отвечай!

Красовская растерянно смотрела на Решетникова:

– Что он вам сказал…

– Не надо меня за дурака держать! Ты с ним спала!

– Нет…

– Да! – Решетникова трясло от злобы.

– Что он вам наговорил…

– Он трахал тебя, да? У тебя такое лицо, как будто тебя…

– Что вы говорите?!

И тут Решетников ударил Анну. Та упала на пол. Решетников в безумном приступе ярости стал бросать в стену все, что попадалось под руку.

– Не ври мне! Не ври!

Красовская, белая от страха, отползла к стене.

– Я не вру… что вы такое…

– Ну ты же спала с ним! Почему не можешь просто признаться?! Решила трахнуть всю семью?!

Решетников сел на кровать, обхватив голову руками. Постепенно его гнев утихал. Он посмотрел на Красовскую, которая лежала на полу, боясь пошевелиться.

– Прости. Наверное, я схожу с ума. Прости, прости… – Решетников сполз на пол, обнял ноги Красовской, та попыталась отстраниться, но он не отпускал, повторяя: – Прости, прости…

– Вы принимаете таблетки?

Решетников молчал.

Красовская повторила свой вопрос.

Решетников поднял голову и пристально посмотрел на Анну.

– Я просто не понимаю, ты мне кто?

Красовскую напугал его взгляд, ей показалось, что он не узнает ее и пытается вспомнить или понять, кто это перед ним.

– Я… Я не понимаю… – лепетала она, пытаясь отодвинуться.

– Какая мне разница, кто тебя трахает? Почему я так завелся? Я просто озверел, я ударил тебя, я никогда не думал, что могу ударить… Я что, люблю тебя?

Красовская с ужасом смотрела на Решетникова – к такому признанию в любви она была точно не готова.

Вечером устроили «прогон» сочиненной ими с Достоевским песни. Даша не подвела. Они нашли убогий актовый зал в не менее убогой школе. И даже успели подыскать «молодого Николая Белого» – юношу пятнадцати лет. Он стоял на сцене со шнуровым микрофоном в руке. Позади него красовался плакат с довольно коряво сделанной надписью «С ДНЕМ УЧИТЕЛЯ».

В зале, на зрительских местах сидел Достоевский, внимательно и не без интереса наблюдающий за происходящим. «Молодому Белому» аккомпанировал допотопный синтезатор.

Юноша пел:

Прощевайте, хлопцы, конюха у вас няма.

Забирають во солдаты, тяжела моя сума.

Кони будуть тосковати…

Решетников встал с места и крикнул:

– Стоп!

Все остановились.

– Что? – спросил один из его помощников, Семен.

– Уберите эту надпись, – велел Решетников.

– Почему?

– Потому что нам нельзя дать ни за что зацепиться: отвратительное качество, едва узнаваемый молодой Белый, никто уже не помнит, кроме отца, который нашел эту запись. Поэтому он не сразу ее на стол положил, понимаете?

Семен крикнул:

– Снимайте на фиг лозунг!

– Даша, солнышко, на минутку, – ласково позвал Решетников.

Она подошла.

– Ты только подростку объясни, что ему будет запрещено языком чесать, что и как, – негромко сказал ей Решетников.

– Конечно.

– Угрозы там, шантаж. Что угодно, но ни одно фото или слово не должно появиться где-то за пределами.

– Я понимаю.

– Работай.

Даша ушла на сцену, Решетников присел на свое место. К нему подошел Семен и спросил:

– Как дальше будем действовать?

– Продолжайте снимать, завтра это должно быть везде.

Семен обернулся к сцене и скомандовал:

– Готовимся!

«Молодой Белый» вновь встал у стойки микрофона и по команде Семена запел:

Прощевайте, хлопцы, конюха у вас няма.

Забирають во солдаты, тяжела моя сума.

Кони будуть тосковати, люба будет плакати,

Навсегда забыть вам надо конюха Маратика.

Люба милая моя, ты мне Богом отдана,

Но рекрутский мой должок я не выплатить не мог.

Там убьють меня враги, но со мною будешь ты.

Люби милая моя, выходи за барина.

Слушая исполнение паренька, Решетников вел беседу с Достоевским.

– Что это было со мной? Я ее люблю? – спрашивал Петр.

– Это проклятие.

– Что?

– А ты все хотел, чтобы с тебя как с гуся вода? Забыл про причинно-следственную связь? Переспал с любимой женщиной сына, и все? Теперь ты будешь всех женщин к нему ревновать… кроме одной. Его матери.

«Молодой Белый» закончил петь.

Семен скомандовал «Стоп» и обратился к Решетникову:

– Ну как?

– Давай еще пару дублей, и главное: чем хуже, тем лучше. Король молодой, неокрепший. Все должны поржать и умилиться.

Семен понимающе кивнул. Решетников снова перевел взгляд на Достоевского.

– А я подумал, что люблю…

Достоевский уже говорил о другом:

– Алиби я тебе помог сделать. Теперь держи слово.

– А сколько мне осталось?

– Не надо знать, работать надо.

– Просто я как-то привык к дедлайнам. Может, и тут так. В последнюю ночь дописать и умереть? Пиар отличный. Книга бы продавалась хорошо.

Достоевский молча покинул помещение.

Вечером, когда Саша вернулся домой, в прихожей его встретила Стася. С минуту они молча смотрели друг на друга, потом Саша подошел к ней и крепко