– Что такое?

– При таких болях лучше оставаться под нашим присмотром. Здесь ей круглые сутки готовы оказать помощь. А если вы ей понадобитесь, мы позвоним в любое время дня и ночи.

– Расскажите мне, как там во внешнем мире? – попросила бабушка, когда я вернулась.

– Ты говоришь так, словно сидишь в тюрьме.

Собственно, так оно и было, но наша храбрая старушка не нуждалась в жалости.

– Ты с кем-нибудь встречаешься, Дилан?

Сын бросил на меня быстрый взгляд.

– Эээ… Ну, я пока не хочу связывать себя серьезными отношениями.

– Да уж, – она подалась вперед и погладила его по щеке. – Ты разобьешь немало сердец, наш мальчик. И куда делся тот пухлый малыш, за которым я так часто присматривала? Он ведь терпеть не мог девчонок. Как ты их называл?

– Гадость.

– Точно, гадость. Можешь подать мне мою сумку? – она указала на тумбочку рядом с кроватью.

Мы с Диланом обменялись понимающими взглядами. Каждый раз, когда Бэрил просила его подать сумку, это означало, что там для него припасены какие-то подарки. Раньше ему обычно доставалась плитка шоколада, машинка или футбольные карточки. В этот раз бабуля выудила из кошелька две купюры по двадцать долларов и протянула любимому правнуку.

– Купи себе что-нибудь от меня, ладно?

– Нет, ба, честно, не могу, – парень покачал головой.

– Там, куда я направляюсь, они мне ни к чему, – отрывисто рассмеялась старушка.

Я закрыла глаза, охваченная воспоминаниями. Такие же разговоры мы всегда вели с Альфом. Он пытался вручить мне пару долларов, а я упорно отказывалась. Но однажды, приняв его подарок, осознала, что больше радости это доставляет именно ему.

– Возьми, Дилан.

– Спасибо, ба, – сказал он, засовывая купюры в задний карман.

– На днях я ужинала с Томом.

Если и начинать этот рассказ, то именно с ужина.

– Том Маршалл? – предположила Бэрил без колебаний.

Прекрасная память. С их последней встречи прошло сорок лет, но бабушка всегда отличалась ясным умом.

– Именно. Он просил передать тебе привет.

Она потеребила шелковую ленточку на кардигане, который связала много лет назад. Помню, я тогда сидела у ее ног, растягивая на руках пушистую бледно-розовую пряжу, чтобы легче было собрать ее в клубок.

– Смертельно хочется курить, – заявила старушка и разразилась смехом, который вызвал такой приступ кашля, что большинству людей, уверена, тут же пришел бы конец.

А я хохотала над выражением лица Дилана. Ему явно было еще, чему поучиться.

– Вот, сделай глоток, – я протянула ей стакан воды.

Руки дрожали, но ей удалось напиться, почти ничего не пролив.

Взяв ее за руку, я погладила тыльную сторону ладони. Нужно использовать письмо от брата Исидора, чтобы найти маму, не только ради себя самой, но и ради Бэрил. Особенно ради нее. Чтобы исполнить ее последнее желание. Она ведь никогда не теряла надежду найти дочь.

– Слушай, ба, не стоит особенно надеяться, но я получила из одной адвокатской конторы в Лондоне вести о Вайолет.

– Продолжай, – бабушка подалась вперед, затаив дыхание.

Я поведала ей все, что знала сама, и показала письмо брата Исидора вместе с кулоном. Открыв рот от изумления, старушка рассматривала лежащее на ее ладони украшение.

– Моя Вайолет жива?

– Не знаю, но в тысяча девятьсот восемьдесят первом она точно не умерла.

– Сколько же лет прошло с тех пор?

Вот с математикой у Бэрил всегда было плохо, с юных лет.

– Тридцать семь.

Она промокнула глаза шерстяным рукавом и вернула мне письмо.

– Можешь прочитать его вслух? Не упуская ни слова?

Глотнув из ее стакана, я принялась читать практически наизусть, настолько знакомым мне стало его содержание. Закончив, я обнаружила ее с закрытыми глазами и испугалась, что бабушка все проспала.

– Ба? – Я тихонько коснулась ее руки.

– Она жива, – заявила старушка с улыбкой, распахнув глаза, – я это чувствую.

– Думаю, это вполне возможно.

– Найди ее, Тара, – она схватила меня за предплечье с силой, которую я не ожидала в ней обнаружить.

– Только поторопись, – прохрипела она, обессиленно откинувшись на подушки.

Домой мы ехали молча. Посещения хосписа всегда заставляют задуматься над тем, как тебе повезло. На парковке перед больницей стояли две машины похоронного бюро.

– Я пригласил папу к нам на чай сегодня вечером, – начал сын.

Мы затормозили так резко, что он едва не ударился лбом о бардачок.

– Бога ради, Дилан. Зачем ты это сделал?

– Мы не виделись с сентября, а я завтра утром уезжаю.

Я была так раздражена, что вместо поворотника включила дворник.

– Может, лучше ты к ним?

– О нет, – завопил он. – Там эти маленькие…

Он долго искал слово и остановился на варианте «дьяволы».

– Когда я был там в последний раз, отец задержался, и Сюзи заставила меня читать им сказки, пока сама отрывалась. Сказала, я обязан поддерживать с ними теплые отношения как… старший брат, – последние два слова он произнес, поставив пальцами в воздухе кавычки. – Я на такое не подписывался.

– Дура.

Наши отношения с сыном всегда были теплыми, но ироничное отношение к Сюзи роднило нас еще больше.

– Так что пусть лучше папа к нам заглянет.

– Ладно, но только он один, – смирилась я.

– Хорошо. И ужин готовлю я сам.

Мои брови поехали вверх, зато удалось сдержать смешок.

– Ладно, заедем тогда в супермаркет по пути, – заявила я с энтузиазмом, достойным уважения.

Дилан приготовил типичное студенческое блюдо: макароны с курицей. Зато он сам почистил и порезал чеснок, а еще приготовил неплохой соус из сливок и пармезана. И даже присыпал все свежим кориандром.

– Ммм… Очень даже ничего, – сказал Ральф с полным ртом и сделал глоток красного вина. – Намного лучше всего, что пытается готовить Сюзи.

Я посмотрела на без двух минут бывшего мужа. За столом он занял место, которое принадлежало ему двадцать лет, и это казалось таким естественным. И зачем только он все разрушил? Само собой, вслух я этого вопроса не произнесла. Ральф слышал его много раз, но так и не нашел достойного ответа.

– Если хочешь, я поеду с тобой, – предложил он.

– Куда ты собираешься со мной поехать? – Я промокнула губы салфеткой.