кивнул Ит. — Мади, там начались проблемы. По твоей части…

Скрипач украдкой любовался дочерью — Маден он обожал, и даже немножко ревновал её всегда. И к мужьям, и к детям, и к внукам. С младшей частью семьи, которая стараниями Маден за последнюю сотню лет существенно выросла, получалось общаться нечасто — это очень огорчало, конечно, но жизнь, к сожалению, складывалась так, что либо расстояние не позволяло, либо время, либо обстоятельства.

Хрупкая Маден, классическая женщина рауф, с прозрачным личиком, тончайшей фигуркой, нежными руками, золотистыми волосами; «одуванчик», «маленькая девочка», «солнышко», «цветочек» (плюс еще сотня уменьшительно-ласкательных словечек авторства Скрипача) являлась на самом деле одной из негласных руководительниц сопротивления, потомственной Встречающей во втором колене — дочка Фэба, как-никак — ведущей вместе с мужьями отличный экипаж, и, соответственно, мужней женой, матерью шестерых детей, бабушкой двадцати одного внука, и прабабушкой восьми правнуков. Когда ты рожать-то успеваешь? каждый раз изумлялась семья, на что Маден (родившая первого сына еще до того, как они с мужьями взяли экипаж и начали работать) отвечала — это только кажется, что меня мало, а на самом деле меня много, хватит на всех, да и не чувствую я себя хорошо, если по дому не бегает кто-то, кто называет меня мамой. Ну или, на худой конец, бабушкой, добавляла она в последние годы. Оба мужа были ей под стать — за обманчиво-мягкими манерами Гвена, гермо, прямого мужа Маден, скрывался железный характер, который он передал всем без исключения сыновьям, а старший муж, Отири, являлся непререкаемым авторитетом для всей семьи, включая Маден, которая с детства никого не слушалась. А вот Отири она слушалась, правда, разногласия случались у них нечасто.

— Так вот что папа имел в виду, — кивнула Маден. — Ясно.

— Давайте мы вам гостевую подготовим, вы отдохнете с дороги, а утром слетаем туда, и вы посмотрите, — предложила Берта.

Маден отрицательно покачала головой, Гвен тоже.

— Сейчас и полетим, — возразила она. — Лхуса можно выпить, но не более того. И так уже затянули ситуацию. Я примерно понимаю, о чём речь.

— Я бы сказал — очень затянули, — добавил Отири. — Кажется, Фэб действительно растерялся.

— Немудрено. Он много лет не работал, ситуация уж точно ему незнакома, да еще и устал, — тут же встала на защиту отца Маден. — Бертик, правда, давайте по чашке лхуса выпьем, и туда. Сперва хотя бы посмотрим, определимся, и, если получится, сделаем. А уже потом и отдохнем, и поспим, и поговорим.

* * *

После приветствий и очередной порции объятий, на этот раз с Фэбом и Киром, Маден, Гвен, и Отири были препровождены в зал, где им показали два блока, в которых находились сейчас бывшие Сэфес. А дальше…

— Чудо какое, — зачарованно произнесла Маден, едва увидев блоки. — Отири, ты это видишь?

— Вижу, — таким же голосом отозвался старший муж. Гвен подошел к первому блоку, вытянул руку вперед, замер.

— Невероятно, — полушепотом произнес он. — Вот уж не думал…

— Ты о чём? — напряженно спросил Фэб.

— Красиво очень, — так же тихо ответил Гвен. — Фэб, как жалко, что ты так давно без практики. Знаешь, как это выглядит?

— Не смог визуализировать, — с сожалением ответит Фэб. — Движение, замкнутое пространство.

— Бабочки. Бабочки в стеклянной колбе, — Гвен улыбнулся. — Сами себя закрыли.

— Страх, — произнесла Маден следом за мужем. — Неимоверно сильный страх — не сейчас. Был. Поэтому и закрыли. Но вырваться оттуда на самом деле не так уж и сложно.

— Очень правильно сделали, что позвали, — добавил Отири. — Тут нас четверых хватило бы… Фэб, сумеешь поработать?

— Вторым звеном только если, — неуверенно ответил тот. — И с руководством.

— Будет тебе руководство, папа, — пообещала Маден. — А зачем вы их так держите? Надо запускать. Разбалуете сейчас на системе, потом придется дольше уговаривать. Нет, это удобно, конечно, когда за тебя машина и дышит, и обменку тянет, но до бесконечности это продолжать нельзя.

— Запустим, но только после того, как часть операционного плана выполним, — ответил Фэб. — Вот, кстати, дорогая, вопрос. У нас тут спор вышел — мы выяснили, что еще в юности у них была удалена часть репродуктивной системы. И они, собственно, без неё и жили всегда. И вопрос…

— Как — удалена? Зачем? У обоих? — изумилась Маден. — Господи… для чего?

— Делали «под людей», — пояснил Фэб. — Здесь. Якобы для адаптации.

— Кошмар. И в чем вопрос? — не поняла Маден.

— Я предложил спросить у них самих, захотят ли они сделать операцию по возвращению того, что было изъято. Оба твоих папы, Саб, и Кир…

— И большая часть присутствующих, — добавила Берта.

— Да, и большая часть присутствующих настояла на операции до сознания, — продолжил Фэб.

— Так в чем вопрос? — всё еще не понимала Маден. — Ты хотел ждать? А для чего? У вас нет денег для того, чтобы восстановить утраченные органы, что ли? Я дам. Гвени, кинь им, сколько нужно, это не настолько дорого, чтобы…

— Не надо, уже сделали всё, — Фэб помрачнел. — То есть ты тоже считаешь, что надо сразу. Ясно.

— Да, надо делать сразу. Мне не ясно, почему ты вдруг решил, что нужно чего-то ждать, — Маден нахмурилась. — Пап, это очень странно… ладно. Может быть, я чего-то не понимаю, но…

— Мади, они себя как гермо не воспринимали, — объяснил Фэб. — Они себя привыкли ощущать именно что людьми. Поэтому я подумал, что это может вызвать какие-то отрицательные эмоции и проблемы впоследствии.

— Привыкнут, — пожала плечами Маден. — К хорошему, как тебе известно, быстро привыкают. Пап, а если бы руки или ноги не хватало, и у тебя была бы возможность пациента сразу пролечить, и вернуть руку, например…

— Или ногу, — напомнила Берта. — Фэб, без ноги плохо, уж поверь мне.

— Ты бы тоже ждал волеизъявления пациента? Или позволил бы ему сперва похромать на протезе, а лишь потом спросил, хочет ли он ходить нормально? В общем, перестраховщик ты, папа. Иногда.

— Уломала, — усмехнулся Фэб.

— А ты сомневался? — с гордостью спросил Скрипач. — Так, ребята, мы выходим, да? Чтобы под ногами не путаться.

— Да, лучше выйти, думаю,