Да простят мне эту аллегорию, думал Капустин, вышагивая по широкому проспекту города в сторону площади, но ни один человек не отличается от муравья, которого сфера услуг и жизненные цели приведут в конечном итоге к великой птице-смерти.

Эти мысли забавляли его. В сущности, ничего другого Капустину не оставалось, кроме как размышлять и подчиняться.

Обычные люди разбегались кто куда. Пока еще – обычные.

Развлекаясь, Капустин схватил за плечи худенькую девушку в купальнике, оставив на загорелой коже холодные ожоги в форме собственных пальцев. Рассмеялся от ее болезненного крика, отпустил, выкрикивая вслед дурацкие дразнилки – все, что закрепилось на подкорке, осталось от прошлой жизни.

Твари шептали:

Скоро настигнет их рука божия, с шариковой ручкой и тетрадью. Тогда порисуем!

Ух, порисуем на злости и отчаянии, на жажде мести и агрессии! На страхе!

Каждого зарисуем! Скетчи! Наброски! Шаржи! Не важно.

Владелец руки божией шел со стороны леса. Все вышло так, как твари и задумали. Выхин спустился в кенотаф, и друзья набросились на него, забрались в него, подчинили его. Самопожертвованием и не пахло. Это была отложенная месть, не более того. Холодная и прекрасная.

То, что когда-то было Капустиным, торопилось на встречу. Оно задержалось только у фонтана в центре площади. Зачерпнуло рукой стремительно подмерзшую воду, подцепило со дна несколько монеток и бросило в карман. Это была местная традиция всех подростков. В кармане должна болтаться мелочь, на удачу.

3

Ленка нашла раскопанную могилу быстро. Еще бы, это было место, где она провела вечность в мучениях и боли, в попытках выбраться, а потом в отчаянном смирении. Сложно забыть, сложно потерять.

Здесь ничего не изменилось: разбросанные в стороны камешки, коряги, ветки, комья земли с высохшей травой. Неглубокий провал в человеческий рост длиной. Сюда никто никогда не придет, потому что мертвые камни надежно охраняли путь и разрешали приблизиться только тем, кто уже обречен.

Шум реки умиротворял.

Ленка села на краю могилки, опустив ноги вниз. Кроссовки уперлись в рыхлую землю.

Тихо было. Где-то щебетали птицы, вдалеке прорезались звуки едущих по трассе автомобилей, за высохшими кустами малины и ежевики грохотала вода – но все равно здесь лежала тишина, не похожая ни на какую другую.

Закрыв глаза, Ленка попыталась сосредоточиться. Вокруг могилы буйно росла трава, камни облепил мох, а крепкие корни вспарывали вечно влажный перегной.

Еще здесь лежали мертвецы.

Четыре подростка, старушка, двое мужчин. Все – пропавшие за двадцать лет в лесу. Их тела никто не нашел, ни один волонтер не наткнулся на могилку Капустина, не нарушил покой тварей божиих, устроивших себе изысканные пиры. Первое блюдо: ваши страхи. Второе: воспоминания. На десерт: остатки разума. Осторожнее, не торопитесь жрать, иначе расплескаете.

В памяти всплыли звуки, которые издавали твари божии, присосавшиеся к ее разуму. Чавканье, причмокивание, шлепанье несуществующими губами; имитация человеческого поведения, как они и любили. Чтобы было страшнее, чтобы сознание вспыхивало огоньками паники, представляя, как чьи-то зубы отрывают сочащийся кровью кусок страха и жрут его, жрут…

Ленка знала, что остались еще призраки. Такие же, как она. Чувствовала, что они наблюдают за ней, но молчат и не показываются. От них ничего почти не осталось, кроме обрывков эмоций и воспоминаний. Этакий недоеденный ошметок сознания.

– Покажитесь, – попросила она едва слышно.

Открыла глаза, внимательно осматривая местность. Заметила торчащую из травы человеческую кисть с обглоданными до костей пальцами. Часть фаланг отсутствовала. Еще увидела крохотный череп, будто ребенка, сохранивший немного волос на обглоданной и высушенной до белизны макушке. И еще: старый ботинок. И еще: рваную, давно рассохшуюся от солнца одежду; вроде рубашка, а вроде футболка, не разобрать. Поляна была усеяна костями и останками мертвых людей. Сюда не забредали животные, не прилетали птицы. Твари божии сжирали духовное, но оставляли физическое, на усладу солнцу, дождям, влаге и ветру. Где-то здесь лежало и Ленкино тело. Возможно, оно не успело высохнуть окончательно, возможно, сохранило человеческие черты на разложившемся и изъеденном червями лице.

– Мне нужна ваша помощь! – повторила Ленка. Ей стало жалко себя, жалко непрожитые жизни всех, кто лежал тут. – Мы должны отомстить, понимаете? Должны собраться вместе и уничтожить тварей. Иначе никак. Люди их не остановят, люди давно забыли, как это делается.

Она, признаться, тоже не знала, что будет, когда она встретится лицом к лицу с Капустиным или тем монстром, в которого обратился Выхин. Но нужно хотя бы попытаться. Твари ослаблены – их первые камни уничтожены. Так почему бы не развить успех? Например, разбить сосуд.

– Я хочу, чтобы не мы боялись тварей, а они нас! – сказала Ленка громко. – Ну же! Я слышала вас, когда лежала в могиле. Вы были рядом! Затаились, прислушивались, почти не выдавали себя! Я чувствовала ваши страхи и отчаяние! Ну же! Покажитесь! Только так победим!

Над травой вдруг воспарили, как на крыльях, как супермены из кино, два силуэта. Призраки подростков. Лет по пятнадцать каждому.

Ленка больше не сдерживалась. Уткнувшись лицом в ладони, зарыдала. Слезы беспрепятственно капали сквозь несуществующую, призрачную плоть и падали в траву серебристыми каплями. Там, где слезы касались земли, проступало настоящее Ленкино лицо – мертвое, давно сгнившее.

Глава тринадцатая

1

Алла очнулась от резких звуков сирены. Не разобрать было – скорая это, пожарные или полицейские. Сирены подвывали одна за другой, сливаясь в протяжный и мерзкий звук, от которого заболела голова.

В крепости из одеял и стульев скопилась духота, воздух был плотный, вязкий. Алла выбралась на локтях, несколько секунд приходила в себя, морщась от неожиданно яркого света, бьющего сквозь окна. Стоял жаркий южный полдень, в такое время большинство жителей, да и туристов, прячутся по домам и кафе, по гостиничным номерам и квартирам – где угодно, лишь бы под боком были кондиционер и прохладное пиво.

Кондиционер у Выхина, к слову, продолжал тарахтеть, но больше не работал.

Алла с трудом поднялась. Пролежала она всего сорок минут, но этого хватило, чтобы немного прийти в себя. Внутренний холод отступил, тело вновь повиновалось. Еще бы пару часов отдыха – и можно было бы почувствовать себя человеком.

Вот только где-то по городу бродил безумный потусторонний братец с шайкой монстров. Почти наверняка непрекращающийся вой сирен был связан именно с ними. А значит, нужно поторапливаться.

Почему так? Почему нельзя было спуститься в свою квартиру и попросту переждать происходящее? Почему она вообще решила сейчас вмешаться в затянувшееся противостояние Капустина и Выхина? Пусть разбираются, о, эти