Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алла оказалась на широкой дороге, забитой автомобилями. Пробка растянулась на десятки метров в обе стороны. Кто-то застрял на обочине, врезавшись в столб. Синяя «Мазда» перегородила перекресток, извергая из-под капота клубы черного дыма. По тротуарам торопливо шли люди – все в одну сторону, к выходу из города, на федеральную трассу. Слепые инстинкты – оказаться как можно дальше от того места, где тебе грозит опасность. Будто это могло помочь.
Она быстро догнала Вано, тот шел метрах в десяти впереди. Не оборачивался. Болтал головой, как старая кукла. Хромал на левую ногу. Люди огибали его по широкой дуге, чувствовали опасность.
Вокруг плакали дети, ругались взрослые. Какой-то мужчина неподалеку, в синих плавках и разноцветном надувном круге, который он перекинул через плечо, отчаянно колотил по боковому стеклу машины скорой помощи, требуя, чтобы водитель открыл дверь и все объяснил. Было видно, что водитель нервно кусает губы, оценивая опасность, но пока еще держится. Гневного мужчину в плавках обтекала толпа. В бегстве главное скорость. Кто успел – тот выжил.
Алла тоже не стала задерживаться, поспешила через дорогу, юркнула в узкие проулки между жилыми домами. Из-за забора на нее бросилась собака, звеня цепью, залаяла, подняв тяжелые лапы выше калитки. Кто-то испуганно закричал из глубины двора: «Я вызываю полицию!», но Алла и не собиралась останавливаться.
Пятнадцать минут ушло на то, чтобы обогнуть центральную площадь по дуге, мимо пробок и панически настроенных людей. Сирены то затихали, то вспыхивали вновь, подобные искрам, разлетающимся от гигантского костра. Где-то кричали.
Скоро этому городку понадобятся волонтеры. Много волонтеров.
Еще десять минут: она вышла на окраину города, где заканчивались дома и потянулись старые гаражи, шиномонтажки, строительные склады и магазины. Сейчас здесь почти никого не было, а редкие прохожие – в основном ремонтники в грязных комбинезонах – имели столь невозмутимый вид, будто даже конец света был им нипочем. На бредущего по обочине Вано они не обращали внимания. Подумаешь, подросток, похожий на ожившего зомби, мало ли на юге летом таких шляется.
По разбитой дороге несколько раз прогрохотали машины скорой помощи и две пожарные.
Алла догадалась, что идет к лесу, к тому участку на изломе города, где они с ребятами много лет назад спускались с дороги к деревьям есть землянику, дикую малину, загорать на берегах рек, жарить шашлыки, тайком курить и пить дешевое пиво из пластиковых бутылок.
Это были тропы юности, давно заросшие травой. Заросшие – но не забытые.
Слева загустел лес, шумно качая изумрудными шапками. Ветер разгулялся. Гаражи поредели, а потом пропали вовсе. Через сотню метров объявился заброшенный участок, на котором много лет назад хотели построить склад автозапчастей. Дальше укладки бетонных плит дело не продвинулось, и площадка эта долгое время пустовала, заполняясь мусором. Именно с площадки подростки уходили в лес: так было заведено долгие годы, здесь были вытоптаны знакомые тропинки, ведущие в персональный рай.
Алла остановилась, наблюдая, как Вано спускается с бетонного блока, раздвигая густые кусты.
Идти в лес не хотелось. Прямо скажем – было страшно, до дрожи. Знакомый лес, ставший единственным близким другом на много лет, внезапно превратился в чужака, в душного, жаркого монстра со шляпой из гвоздей, с разбитым черепом и в драном свадебном платье. Все эти годы он попросту притворялся дружелюбным, а на самом деле аккуратно расставлял ловушки, в которые мог угодить кто угодно. Ленке, например, не повезло. Ленка, например, слишком доверяла прогулкам по лесу.
Деревья вяло качали ветками, приглашая подойти, окунуться в прохладу, такую желанную после полуденного зноя. Алла вспотела в дороге, ей хотелось пить. Где-то журчала вода – в подступившей тишине звуки разносились отчетливо и далеко. Как же она привыкла к лесным звукам, как же любила их… Родной, родной лес. Нельзя так, дружище.
Он принял ее в нежные объятия, стер с висков пот, забрался прохладным ветерком под одежду, погладил между лопаток и вдоль затылка. Алла быстро нашла неприметную тропинку, по которой ходила тысячу раз, зашагала вглубь. Она знала, куда направляется Вано: около реки, в полукилометре отсюда, была любимая поляна Капустина. Там валялись огромные стволы, вросшие в землю, покрытые высохшим мхом. На стволах можно было развалиться, как ленивый кот, и загорать, наполняться теплом, чтобы потом в один прыжок оказаться около ледяной реки, нырнуть с головой, сбросить энергию и получить заряд ни с чем не сравнимого кайфа.
– И что ты будешь делать, милая? – слова вырвались сами собой, давняя привычка при прогулках по лесу. – Нажалуешься на брата родителям? Попросишь кого-нибудь вразумить? Будешь надеяться, что он одумается сам? И что, такое хоть раз сработало?
Конечно, не сработало. Да и не должно было. Не бывает такого, чтобы люди менялись без причины. Люди стремятся к комфорту – внутреннему или внешнему, не важно – и когда достигают его, стараются, чтобы ничего и никогда больше не менялось. А брату было и есть хорошо. Он не образумится.
Деревья расступились. Впереди, в ярком солнечном свете, контрастирующем с темнотой леса, была та самая поляна.
Метрах в пяти от Аллы, у поваленного ствола дерева стоял Лёва Выхин.
Алла едва не закричала от неожиданности и ужаса, но горячий воздух забил горло.
Выхин не смотрел на нее, не заметил. Огромными пальцами он расчесывал свой нос – упорно, до крови, сдирая струпья посиневшей кожи. Из раскрытого рта сыпались осколки зубов и крошки камня. Выхин сосредоточенно жевал, будто не было в его жизни ничего важнее на данный момент. Алла завороженно разглядывала Выхина, не веря, что это он, что в отвратительном жирном монстре сохранилась какая-то человечность, жизнь.
На стволе дерева сидел Вано, погрузив ладони в рыжий мох, подставив лицо с рваными ранами и сгнившим носом солнечным лучам. Налитые тяжелой синевой лодыжки погрузились в зеленую мякоть травы.
– Привет, жиртресткомбинат!
Голос Андрея – молодой, подростковый – вывел Аллу из оцепенения.
Со стороны реки на поляну вышли Капустин и его прихвостни. Их скопилось десятка два, людей разных возрастов и пола, изуродованных, страшных. Не разобрать – где живые, а где мертвые. Застыли на границе света и тени.
– Ну вот мы снова здесь, – крикнул Капустин весело. – Собрал всех твоих, молодец!
Отлично поработал. Наконец-то встретились. Знаешь, сколько я ждал? Вечность. Лет двадцать точно!
Выхин не отвечал, продолжая жевать, шлепая распухшими потрескавшимися губами.
– Чего молчишь? Устал