Я вздохнул своим собственным мыслям, глядя, как Тора стучит в ворота спуска в подвал, и напомнил сам себе — тише воды, ниже травы. Никаких комментарием, никаких собственных мыслей.

Ребята могут и обидеться.

Наконец ворота, скрипнув, приоткрылись, оттуда что-то неразборчиво спросили, Тора тоже что-то неразборчиво и очень быстро ответила. Тогда ворота распахнулись полностью, впуская внутрь свет и являя нам каменную лестницу, ведущую вниз, в подвал.

Обернувшись на меня и жестом позвав за собой, Тора стала спускаться по ступенькам, я, конечно же, последовал за ней, не забыв закрыть за собой двери.

Внутри лестница освещалась развешанными по стенам свечами, накрытыми уже знакомыми мне стеклянными сферами-рассеивателями, только здесь они были старые, пыльные, местами — треснутые и сколотые, так что света здесь было, мягко скажем, немного — хватало только, чтобы различать под ногами ступеньки и не покатиться по ним кубарем.

Когда лестница под ногами закончилась, мы оказались в небольшом каменном зале, вдоль стен которого стояли рядами темные деревянные бочки, перехваченные в двух местах металлическим обручами. Винный погреб, что ли? Бывший, разумеется — ведь бочки были пустые. Часть — вообще гнилая в труху, часть — без крышки, часть — вообще в виде разрозненных досок. И абсолютно на всех них металлические обручи были ржавые, как кузов пацанской девятки.

Кроме бочек, в подвале стоял большой круглый стол, заваленный разнородными бумагами, и освещенный подвешенной под потолком на цепи люстрой с десятком свечек с рассеивателями. Вокруг стола стояло пять человек разного возраста, роста, комплекции, и, судя по одежде — разного социального статуса. Четыре мужчины и одна женщина.

Рослая дородная дама с двойным подбородком и толстыми пальцами, унизанными перстнями. На шее — дорогое колье, переливающееся в свете свечей, в ушах — тяжелые серьги. Недовольно поджатые губы намазаны чем-то ярко-красным, в правой руке — веер, которым она непрерывно обмахивается, несмотря на то, что в подвале довольно прохладно. Одета дама была в пышное багровое платье, перехваченное на талии широким поясом, а на седых волосах красовалась микро-шляпка, приколотая длинной изящной шпилькой в виде пера.

Худой мужичок, заросший бородой по самые глаза. Посередине бороды у него шла полоса седины, а прямо над ней блестели азартом и любопытством серо-голубые глаза — точно такие же, как у Торы. На голове у него красовалось что-то вроде туристической панамки, а одет он был просто и без изысков — серая рубашка и серые же штаны.

Большой лысый верзила, угрюмо стреляющий глазами по сторонам. На самом деле, он был не таким уж и большим, но упорно старался казаться как можно больше, вовсю растопыривая руки и выпячивая вперед грудь, обтянутую безрукавкой на шнуровке, которая ему явно была мала по размеру. Почти что Вин Дизель, только тот на самом деле толстый коротышка… Хотя и этот может оказаться таким же, может, он там, под столом, на ящичке стоит?

А последние двое даже в представлении не нуждались, потому что их я уже знал. Это была та самая парочка, которую я не так давно проучил в переулке. С одной стороны, отрадно видеть, что никаких серьезных последствий мой травматичный удар не понес…

С другой — ну и сборище клоунов тут, оказывается! Какое, к чертям, сопротивление, да у команды страйкболистов на воскресной игре больше шансов провести политический переворот, чем у этих доходяг, которые в свободное время промышляют воровством и грабежом!

Они меня, кстати, тоже узнали. Увидели, оскалились, разве что плеваться не начали, как черт при виде ладана!

Ну, я пытался, я честно пытался и собирался не встревать, но…

— Слушай. — тихо сказал я Торе на ухо. — Вон те двое… Не думаю, что они станут нам помогать. Я их не так давно… Немножко побил.

Тора моментально обернулась, стегнув меня по лицу волосами. Глаза ее горели возмущением, но вслух она ничего не сказала, только сморщила нос, будто собиралась меня укусить.

— Пусть идут прочь. — раздался скрипучий голос того, что свалил из переулка через стену, оставив своего подельника. — Никаких дел мы с ними иметь не будем.

— Это еще почему? — опешила Тора.

Ну, нет, такое я терпеть точно не намерен.

— Да потому что им нечего предложить. — вмешался я. — Посмотри на них. Сборище фриков. Клоунов. Сопротивление, говорите? Сопротивление, которое получает деньги из воровства и грабежа? Сопротивление, два члена которого не могут одолеть одного, не вооруженного человека? У вас нет ни денег, ни власти, ни армии, ни какой-то силы. Вас вообще всего пятеро! Я даже не представляю, чем вы можете помочь нам… Да вам самим требуется помощь!.. Желательно — психотерапевта, если вы всерьез собираетесь чего-то добиться!

— Эй, слышь, ты!.. — вспылил унылый тип с лошадиным лицом, которого я не так давно отправлял поспать, но бородатый тип внезапно вскинул руку, и тип тут же заткнулся.

— Кое в чем вы правы, молодой человек. — спокойно начал бородач, который, видимо, являлся тут главным. — Сопротивление сейчас переживает не лучшие свои времена. Не так давно тайная полиция произвела крупную облаву и арестовала больше пяти десятков наших постоянных членов, которых заточили в городскую тюрьму. Так что да, в определенном смысле помощь нам бы не помешала. Но вы нам ее все равно не предоставите — заменить наших людей другими людьми не выйдет, тем более людьми с улицы. Тем более, всего двумя. Однако при этом должен отметить, что все ресурсы, которыми обладало сопротивление — все еще находится в руках сопротивления. Леди Митреска тайно выкупила за бесценок почти все имущество арестованных членов, что выставляли на аукционах, так что… Ваши слова не вполне правомерны.

— Отлично. — я хлопнул в ладоши. — Тогда давайте так. Нам понадобятся две лошади, получше, повыносливее, и припасы… Какие — не знаю, это вам моя спутница лучше расскажет.

— А что взамен? — хмыкнул бородач. — Поймите меня правильно, мы с Орденом в хороших отношениях и никогда не против помочь своим друзьям и единомышленникам, но, как я уже сказал, сейчас у нас далеко не лучшие времена. Мы вот-вот лишимся почти всех своих сторонников в этом городе, когда через пять дней их массово казнят. Я, конечно, не требую у вас их каким-то чудом спасти, это