Владимир кивнул и, как ни пытался сдержаться, зевнул – на него христианская святыня явно не произвела никакого впечатления. Есенин, заметив это, только махнул рукой:

– Ну вот, как обычно – взял и все опошлил.

– Извини, я не хотел. – Вид у Маяковского на самом деле был виноватым.

Как раз в этот момент в храм вошел Николай. Перекрестившись, он подошел к поэтам и поздоровался.

– Хе, а я все думал, когда же ты к нам присоединишься, – добродушно усмехнулся Есенин. – Что ж, добро пожаловать в дружную компанию. Надеюсь, все прежние обиды забыты? Да? Вот и прекрасно! Нас не много, но вместе мы – сила. Пойдемте, мои хорошие, я знаю неподалеку замечательную пивнушечку, там подают чудесную… Впрочем, там все чудесно.

Продолжая еще что-то говорить, он уже ухватил под руки обалдевших от такого напора поэтов и потащил их за собой. Однако у самой двери Гумилев уперся и решительно возразил:

– Постой, Сергей! К сожалению, я не могу пойти с вами. Только не сегодня. У меня есть одно неотложное дело. И мне было бы очень приятно, если бы вы мне помогли.

– Да что ты будешь делать с этими трезвенниками! – всплеснув руками, вскричал Есенин. – Ну да ладно. Говори, что за дело у тебя.

– Оно касается Мари.

– Кого? – переспросил Маяковский.

– Марии Степановны.

– Впервые слышу. А ты, Сережа, знаешь ее? – обратился Владимир к другу.

– Нет, – откликнулся тот. – Кто такая?

Николай, который почему-то был уверен в том, что Мари здесь известна каждому, был настолько ошарашен, что не сразу нашелся, что ответить. Наконец он пришел в себя и осторожно уточнил:

– А имя Бертран де Бо вам о чем-то говорит?

– Француз? – удивился Сергей. – Нет, я с ними не общаюсь. Какие-то они… другие, что ли. В общем, мне с нашими как-то проще и милее.

– Все понятно, – сокрушенно ответил Гумилев и хотел уже откланяться, как вдруг Маяковский остановил его, по своему обыкновению достаточно бесцеремонно схватив за руку:

– Слушай, я вспомнил, что ко мне недавно подходил Эдгар По. Знаешь его? Он тоже здесь. Так вот, он тоже задавал похожие вопросы – я, помнится, еще посмеялся: По ищет Бо. Забавно, не находите?

Николай, не дослушав до конца, стремительно вышел из храма и напрямик отправился к дому писателя – благо дороги в этом мире всегда приводили куда нужно. Всего несколько поворотов – и он едва не столкнулся с Эдгаром, который также куда-то торопился.

– Простите, я вас не видел, – пролепетал Николай, от неожиданности растерявший весь словарный запас.

– Ничего страшного, – улыбнулся Эдгар. – Мы с вами знакомы?

– Я Гумилев. Николай Гумилев, поэт.

– Извините, никогда не слышал.

– Ничего удивительного. Но это не имеет сейчас значения. У меня к вам есть важный разговор.

– Я бы с удовольствием уделил вам несколько минут, но меня ждут дела, которые не терпят отлагательства.

– Мне необходимо поговорить с вами о Мари.

Эдгар, который уже был готов уйти, остановился, услышав знакомое имя, и с удивлением взглянул на собеседника.

– Откуда вы ее знаете?

– Это долгая история. – Николаю не хотелось посвящать кого-либо во все подробности их взаимоотношений с девушкой. – Вы знаете, где она?

– Нет, к сожалению, – ответил Эдгар. – Но я слышал, что Гипатия может…

Гумилев, который выжидающе смотрел на По, с удивлением увидел, что тот продолжал шевелить губами и даже жестикулировал, но слышно ничего не было, а сам образ Эдгара поблек и стал походить на старую фотографию – через несколько секунд по всему его телу пошли трещины, и уже в следующий момент его не стало. Николай едва успел отскочить в сторону, когда пепел, в который превратился писатель, разлетелся во все стороны, образовав небольшое подобие тумана вокруг. Когда взвесь, поднявшаяся в воздух, осела, он сделал несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть место, где только что стоял Эдгар. То есть ему показалось, что сделал. Николай споткнулся на ровном месте и по инерции нырнул вперед головой, выставив руки перед собой, однако удара о землю не почувствовал, и последнее, что он увидел перед тем, как рассыпаться в пыль, стали яростные глаза Мари, горящие зеленым огнем…

* * *

Если бы кто-то проводил перепись населения мира Гипатии, то, сверив списки, пришел бы к выводу, что в нем наметился демографический кризис – в один момент из него бесследно исчезли несколько сотен жителей, земная жизнь которых умещалась в определенный промежуток времени. Неизвестная напасть не щадила никого – ни молодых, ни старых, ни мужчин, ни женщин. Люди самых разных национальностей, которым не посчастливилось родиться позже пятнадцатого века, словно растворялись в воздухе – поэты, художники, ученые, мыслители, изобретатели, только что болтавшие друг с другом, вдруг замолкали на полуслове, их лица становились серыми и безжизненными, а потом они просто исчезали. Свидетелей таких случаев было множество, но никто из них не мог сказать, что же происходит, и, главное, никто не мог с уверенностью утверждать, грозит ли ему самому такая же участь. В начавшейся панике только Гипатия сохраняла спокойствие – она была единственной, кому было известно о том, кто стоит за всеми этими исчезновениями. Кроме того, она знала еще кое-что, о чем остальные забыли: ничего и никогда не пропадает бесследно. Но женщина молчала, и ее можно было понять. Мари готовилась к финальной схватке, и ей нужна была армия. Войско, состоявшее из тех, кто был принесен в жертву ведьмой.

– Не думаешь, что их нужно было хотя бы предупредить обо всем? – Гипатия, до этого молча наблюдавшая за Мари, которая сидела с закрытыми глазами за столом, наконец не выдержала.

– Зачем? – Девушка была совершенно спокойной.

– Хотя бы затем, чтобы у людей был выбор.

– Извини, но это слишком большая роскошь для меня сейчас. К тому же никто из них не пострадает, каким бы ни был исход.

– Да, но ты не предоставила им возможности отказаться.

– Конечно. – Мари посмотрела на Гипатию так, словно та была с другой планеты. – Я не совсем понимаю тебя. Ты бы хотела, чтобы я потратила еще кучу времени на уговоры и споры? Ты знаешь, я устала задавать вопросы там, где ведьма просто берет. Пока я не стану действовать так же, она всегда будет на несколько шагов впереди. Я устала от этой погони.

– Будешь равняться на нее – станешь такой же.

– Не сделаю этого – потеряю Бертрана. Теперь речь идет уже о моем праве на выбор. За свои действия я отвечу перед теми, кого втянула во все это. К тому же я ведь не планирую полномасштабных военных действий с пушками и стрельбой – нет, мне нужна их сила и только. Как только все закончится, все они вернутся на свои места. Считай, что я их просто одолжила.

Привыкшая смотреть на все с позиции однозначности добра и зла, Гипатия была вынуждена признать двоякость этой ситуации. Она понимала, что Мари поступает неэтично, но не знала, как сама повела бы себя в аналогичной ситуации. Возможно, тоже наплевала бы на этику – и кто бы посмел ее обвинить в этом?