в доверие ко всякому и всем понравиться, так что благодаря этим качествам он и получил место при дворе Петра Великого. Государь особенно любил вступать с ним в богословские споры; шут отвечал всегда государю умно, хотя и потешал его своими странными выводами и умозаключениями. Впоследствии государь пожаловал Лакосту титул «самодского короля» и подарил ему один из безлюдных и песчаных островов Финского залива.

Лакоста и Балакирев перешли и к Анне Иоанновне, при дворе которой было очень много шутов, но только быт их совершенно изменился; они служили теперь только развлечением и забавою в часы грусти императрицы, но вовсе не представляли из себя орудия сатиры и насмешки над современными порядками общественной жизни. Кроме того, в числе шутов, составлявших штат Анны Иоанновны, были и лица известных фамилий; так между прочими были: знаменитый Педрилла, граф Апраксин, князь Болконский и князь Голицын. Однако ни один из этих шутов, которые почти все без исключения пользовались большими милостями императрицы, не смели никогда высказывать кому-нибудь из вельмож правду или позволить в отношении этих лиц какую-нибудь оскорбительную шутку. Правда глаза колет, а поэтому вельможи того времени, как и все люди вообще, не любили слушать этой правды. При Петре Великом Балакирев нисколько не стеснялся говорить правду в глаза самым знатным вельможам, смеяться над ними, устраивать всевозможные шутки над ними, мстить им за их оскорбления.

Одною из самых любимых забав Петра Великого было устраивать курьезные шутовские свадьбы.

Первая такая свадьба происходила в Москве в январе 1694 года. Царский шут Яков Тургенев женился на дьячьей жене. Это событие очевидец описывает следующим образом: «А в поезду за молодыми были: бояре, окольничие, думные и всех чинов палатные люди; а ехали они на быках, на козлах, на свиньях, на собаках, а в платьях были смешных: в кулях мочальных, в шляпах лычных, в крашеных кафтанах, опушенных кошачьими лапами, в серых разноцветных кафтанах, опушенных беличьими хвостами, в соломенных сапогах, в мышиных рукавицах, в лубочных шапках. А сам Тургенев въехал с женою в государской лучшей бархатной карете, а за ним шли Трубецкие, Шереметевы, Голицыны, Голины, в бархатных кафтанах; женился он, Яков, в шатрах на поле между Преображенским и Семеновским, и тут был банкет великий три дня».

В 1710 году, по случаю бракосочетания царевны Анны Иоанновны с герцогом курляндским, Петр в числе других увеселений придумал особенное празднество, до тех пор еще небывалое, невиданное не только в России, но и в целом мире, – свадьбу своего карлика Ефима Волкова с карлицей царицы Прасковьи Федоровны. Для этой цели по именному повелению были собраны в Петербург из ближайших местностей семьдесят два карлика и карлицы, которые должны были принять участие в этом странном торжестве. По установленному церемониалу накануне свадьбы, назначенной на 13 ноября, два карла одинакового роста, одетые во французские кафтаны, каждый в небольшой одноколке, запряженной малорослой лошадью, разукрашенной разноцветными лентами, с двумя верховыми карлами впереди, поехали, один на Петербургскую сторону, а другой на Адмиралтейскую приглашать почетнейших жителей столицы к предстоявшему празднику. В день свадьбы, рано утром, до обедни, все приглашенные собрались в указанные дома близ крепости и ожидали государя. По его прибытии началась процессия. Шествие открывал щегольски разряженный карлик, выбранный маршалом и имевший по этому случаю в руке трость с пуком пестрых лент; за ним шли рука об руку жених и невеста, потом следовал царь со свитою; за ними остальные карлики, по росту и по два в ряд, а в заключение необъятное множество народу, привлеченного столь необыкновенным и вместе с тем забавным зрелищем. В таком порядке процессия вступила в Петропавловскую крепость и вошла в церковь, где был совершен обряд венчания; сам Петр держал венец над невестой. Из церкви все отправились водою на Васильевский остров, в дом князя Меньшикова.

Здесь в главной зале были накрыты для карликов небольшие низкие столики; посреди них под двумя шелковыми навесами стоял особый столик для новобрачных и двух невестиных дружек, отличавшийся еще и тем, что над каждым из четырех мест висело по венку. Царь, герцог и все гости сидели за длинными столами, поставленными вдоль стен продолговатым четырехугольником, так что присутствовавшие, сидя по одну только сторону столов, спинами к стене, удобно могли видеть всех карликов. Выбранные из числа последних, один старший и восемь младших шаферов, с пестрыми бантами из кружев и лент на правой руке, чинно расхаживали между столами и разносили вино пирующим карлам, которые, отбросив всякий этикет и не заботясь о том, что были предметом внимания и любопытства окружавших их лиц, шумели и веселились, как у себя дома. В начале обеда дружки новобрачной прикололи шаферский бант к руке карлика, посаженного между ними для прислуживания, и он, как вежливый кавалер, отблагодарил каждую поцелуем. В продолжение обеда в зале гремела музыка, и когда дело дошло до заздравных тостов, то все девять шаферов с огромными бокалами в руках подошли к месту, где сидел царь, поклонились ему до земли и, провозгласив его здоровье, выпили все до капли. Этому празднеству несколько помешала внезапная болезнь малолетнего сына Меньшикова, однако, несмотря на это, пир продолжался до полуночи. Карлы играли, прыгали, кувыркались, танцевали, забавляли гостей шутками и кривляньем и при всем своем безобразии старались принять еще более безобразный вид. По окончании пиpa царь отвел новобрачных в приготовленную для них спальню, а гости разъехались по домам, весьма довольные такой потехой.

Считаем нелишним рассказать здесь дальнейшую судьбу новобрачных. Через несколько месяцев после свадьбы молодая умерла от мучительных родов – вместе с младенцем, и вследствие этого были запрещены браки между карлами. В начале 1724 года умер и ее муж. Похороны этого карлика также были справлены с особой церемонией и происходили 1 февраля. Печальная процессия началась от Зимнего дворца. Путешествие тринадцати малолетних певчих, а за ними шел священник, самый малорослый из всего петербургского духовенства; шесть маленьких лошадей под черными покрывалами, везли маленькие дроги, на которых стоял гробик, обитый черным бархатом. Придворные пажи вели лошадей, а по сторонам гроба тянулись два длинных ряда гвардейских гренадер в трауре, с плерезами и факелами в руках. Позади гроба, в качестве маршала, шел крошечный карлик с маршальским жезлом, в черной одежде и большой шляпе с черным флером, волочившимся по земле; за ним несколько карликов, попарно, маленькие впереди, в черных мантиях; далее следовали два отделения карлиц, каждое предводительствуемое своим маршалом и сверх того печальною дамою, также карлицею. У всех были ассистенты, придворные гайдуки с факелами. От Зимнего дворца карлы шли пешком до