— Не знаю, — услышал Сапожников незнакомый мужской голос, который звучал не особенно уверенно. — Я ехал куда глаза глядят, вроде свернул от больницы направо, а может, налево… не помню…

Собачья голова тихонько заскулила и уставилась на трубку, из которой раздавался голос.

— Как же мне вас найти? — пробормотал Сапожников.

— Папа, будь осторожней! — взмолился Серега. — Здесь такие странные вещи происходят! Там был один монах… Я даже не знаю, как сказать… ты решишь, что я с ума сошел, но он был в стене! И там мертвецы оживают, в этой больнице…

— Я в курсе, — буркнул Сапожников. — Видел этого монаха. Он меня спас от Краева. А от двоих упырей я кое-как отбился и «Скорую» у них угнал только благодаря собачьей голове, которая, между прочим, сейчас находится у меня в кабине. Ты не поверишь, но…

— Верю, я знаю, она нам тоже помогла, эта голова! — воскликнул сын.

— Это Гаврюша! — снова раздался голос Валентина, и голова залилась восторженным тявканьем.

Она то подпрыгивала к потолку кабины, то снова припадала к сиденью, то валялась по нему, то пыталась лизнуть мобильник… Если Сапожников не знал прежде, как ведет себя абсолютно счастливая собачья голова, то сейчас он получил об этом полное представление.

— Сидеть! — приказал он строго. — Или лежать, сама выбирай! Ты мне мешаешь!

Голова послушалась, улеглась на сиденье, но продолжала блаженно подвывать и умильно поглядывать на телефон.

— Выпустите Гаврюшу! — крикнул Валентин. — Он меня найдет. А вы поедете за ним.

— Разумно, — согласился Сапожников, притормаживая и открывая дверцу.

Гаврюшина голова с восторженным лаем вылетела вон — и тотчас повернула назад, устремившись в обратном направлении.

— Да, я и в самом деле еду не туда, — сказал Сапожников. — Сейчас развернусь.

Дорога была узкая, и развернуть «Скорую» одной рукой оказалось непросто. А оторваться от телефона Сапожников не решался — вдруг не сможет потом связаться с Серегой?!

За спиной, внутри фургончика, что-то падало, гремело и дребезжало; даже, наверное, разлилось какое-то лекарство, потому что резко запахло чем-то противным и как бы гнилостным, но Сапожникову сейчас было не до тонкостей: боялся, что Гаврюшина голова чесанет с невероятной прытью к этому своему Валентину и он потеряет ее из виду.

Однако голова по имени Гаврюша оказалась умна! Поняв, что машина отстает, она вернулась и носилась по дороге взад-вперед, нетерпеливо ожидая, пока Сапожников снова не нажал на газ.

В свете фар Гаврюша мчался впереди со всех своих незримых лап, иногда оборачиваясь и взлаивая. Мотор ревел, Сапожников не слышал лая, но видел, как блестят зубы Гаврюши.

Чудилось, пес радостно улыбается…

А может, и не чудилось!

— Папа, ты уже едешь? — спросил Серега. — Скорей приезжай! А ты как вообще узнал, что я здесь?

— Говорю же, меня доктор Краев вызвал. Он позвонил с твоего телефона. Я так понимаю, он взял тебя в заложники, хотя на самом деле ему был нужен я, потому что именно я вскрывал тело его умершего отца. Краев хотел его оживить с помощью монаха, — быстро говорил Сапожников, — я должен был привезти его сердце…

— Чье сердце? — не понял Серега. — Отца доктора Краева?! С ума сойти!

— Такой любящий сын? — раздался издалека насмешливый голос Валентина.

— Вряд ли! — усмехнулся и Сапожников. — Отец Краева в свое время работал на закрытом прииске в Якутии, где добывались уникальные, очень крупные алмазы. Карьер был, конечно, огражден, все рабочие на выходе тщательно проверялись охраной, вплоть до просвечивания рентгеном. Казалось, вынести что-то невозможно, однако старший Краев придумал уникальный способ кражи! Он улучал момент — и отправлял камни за ограду с помощью самой обыкновенной рогатки.

— Рогатки! — вскрикнул Серега, а Валентин только ахнул. — Ну и ну!

— Он заранее набил на этом руку и стрелял с невероятной меткостью — в одном и том же направлении, попадая с большого расстояния в дупло высокой сосны, которая росла довольно далеко за оградой. Через год он собрал невероятную коллекцию крупных камней и уволился с прииска. Достал из дупла свою добычу и уехал. Вскоре его арестовали при попытке сбыть несколько необработанных алмазов, но он так и не признался, где спрятал камни. Потом получил большой срок и долгие годы провел за решеткой. У него был сын, который давно жил отдельно. Я думаю, старший Краев, у которого было больное сердце, стал бояться, что умрет в тюрьме, и пообещал сыну отдать богатство, если тот устроит ему побег. Доктор Краев подкупил надзирателя, который должен был помочь его отцу и бежать вместе с ним, однако в самый последний момент все раскрылось. Оба погибли. Но доктор Краев не успокоился…

Сапожников осекся.

Мерзкий гнилостный запах становился все отчетливей.

Сапожников покосился назад. Посреди салона была какая-то черная лужа. Хотя нет, не лужа…

— Папа, ты чего молчишь? — встревоженно спросил Серега.

— Да я тут какую-то землю нечаянно рассыпал, воняет — сил нет, — с отвращением проворчал Сапожников. — Ну натурально как разложившийся труп!

В следующее мгновение рассыпанная земля вдруг с невероятной стремительностью собралась в кучу. Поднялась под полом, образуя подобие человеческой фигуры, — и бросилась на Сапожникова.

* * *

— Папа, папа, ты где? — кричал Серега. Подул в трубку: — Папа!

Ответа не было.

Серега пожал плечами:

— Связь почему-то прервалась.

Дрогнувший голос выдал его страх.

— Да ну, ерунда, — бодрясь, сказал Валентин, стараясь скрыть, что и ему не по себе от того, как внезапно прекратился разговор. — Перезвони.

Серега снова набрал номер и проворчал с досадой:

— Все время занято.

— Значит, он сюда звонит, — успокоил Валентин. — Подожди, потом наберешь.

Серега подождал, перенабрал — все то же: короткие гудки.

— Наверное, он попал в полосу, где связи нет, — предположил Валентин. — Здесь такие полосы сплошь и рядом.

Серега кивнул. Его трясло так, что зуб на зуб не попадал.

— Да ты что? — Валентин взял его за плечи, встряхнул: — Сейчас он объявится! Все будет хорошо!

— Ага, — сказал Серега, — конечно… Но только он сказал, что рассыпал какую-то землю… Когда меня везли на «Скорой», эти двое очень боялись рассыпать землю! И в моем купе была рассыпана вонючая земля! И монах говорил про горсть могильной земли…

Он умолк, чувствуя, что понять его трудно, но он неминуемо разревется, если произнесет еще хоть слово.

— Погоди! — воскликнул Валентин. — Уже слышен мотор! Вон оттуда!

Серега повернулся в ту сторону, куда убежала Малинка. Но еще раньше, чем звук мотора, до него донесся отчаянный лай, а потом на дорогу вылетела Гаврюшина голова.