Я заливисто смеялась, даже когда моя юбка промокла насквозь. Вязаный свитер Финна тоже потяжелел от влаги.

– Ни о чем не сожалеешь, Д’Арси? – спросила я, смеясь.

– О, много о чем! Но точно не о том, что сегодня привез тебя сюда.

Я покраснела, но попыталась заверить себя в том, что это просто от холода кровь приливает к лицу.

Здесь время бежало быстрее, чем в «Колдостане», и я удивилась, когда часы на башне пробили девять.

– Мне надо вернуться к десяти.

– Ладно, Золушка. По сахарной вате на дорожку?

– Не могу отказаться.

Мы взяли по сладкому облаку и пошли обратно к автомобилю, припаркованному поодаль от пирса.

– Спасибо тебе за сегодня, – сказала я, чтобы как-то разбавить глухой стук нашей обуви по деревянному настилу.

Огни луна-парка отражались в темно-синем океане. Волны тихо шумели, омывая берег, словно напевая колыбельную. Над нами простиралось беззвездное небо. Даже издалека еще слышались веселые крики посетителей парка, но все равно легко было представить, будто мы единственные люди на Земле.

– Ну, надо было как-то загладить вину. Да и хотелось провести время с тобой. Не «Фрэнсис из Колдостана», а обычной Фрэнсис. Мне кажется, ты иногда забываешь о том, что тебе всего семнадцать.

– Скорее такое чувство, что мне сто пятьдесят. И при этом одновременно пять. Я как бы пожилой карапуз. Старейшая дура в мире. Знаю слишком много и при этом совершенно ничего.

Финн не рассмеялся, но задумчиво склонил голову и прошептал:

– Позволяй себе иногда быть собой.

Взгляд у него был пронзительным, и я трусливо отвела глаза, отмахиваясь от неподобающих для леди мыслей.

– Знала бы я, как это, было бы намного проще.

Финн остановился на залитом лунным светом променаде, уже довольно далеко от луна-парка. До нас едва доносилась звонкая музыка с аттракционов.

– Так давай разберемся.

Финн опустился прямо на выцветшие доски, свесил ноги с пирса и похлопал по пустому месту рядом с собой. А затем выжидающе на меня посмотрел.

Я села подле него, так близко, что мы почти соприкасались. Мне пока было не совсем ясно, что он задумал.

– Какие у тебя увлечения? – спросил Финн.

Я непонимающе рассмеялась:

– Что?

Финн серьезно смотрел на меня, и мне невыносимо хотелось взять его за руку. Или чтобы он взял мою. Мы еще ни разу не проводили так много времени вместе – ну, в реальном мире. Здесь он казался намного более ярким. Живым.

– По-моему, вопрос простой, – тихо откликнулся Финн.

Я растерянно моргнула, собираясь с мыслями. Мне следовало бы сосредоточиться на нашей беседе, а не на его руках.

– У меня особо нет свободного времени.

Финн поднял указательный палец, подчеркивая свои слова:

– Я ведь не это спросил. Чем тебе нравится заниматься?

– Что ж, и правда, – со смехом признала я. – Вышивать, читать и… спать.

Финн не сводил с меня взгляда.

– Что любишь читать?

– В школе мне нравились сестры Бронте. Их склонность к драматизму. Не каждый станет откапывать скелет покойной возлюбленной из детства только потому, что невыносимо по ней скучает[9].

Финн хихикнул.

– Надо бы почитать.

– А у тебя есть любимая книжка?

Он тряхнул кудрями.

– Нет-нет, мы сейчас говорим о тебе. Любимый цвет?

На это я ответила легко:

– Сиреневый.

Финн постучал пальцами по доскам.

– Почему?

– Единственное платье, которое сшила для меня мама, было сиреневым. Тогда мне было всего семь, и я получила его в подарок на Пасху. И подумала, что ничего красивее в жизни не видела.

– Любимый сезон?

– Те две недели осени, когда не слишком жарко, так что ты не потеешь, но и не слишком холодно, и можно ходить без пальто.

– Бриллиант или рубин?

Тут я на секунду задумалась.

– Гранат.

Финн ухмыльнулся.

– Эй, это против правил!

– Не знала, что для моих предпочтений есть правила, – ответила я, толкая его плечом.

Мне хотелось бы и дальше сидеть, прижавшись к нему, но я отстранилась.

Финн закусил губу, выбирая следующий вопрос.

– Куда тебе больше всего хотелось бы сходить в Нью-Йорке?

– Я всегда мечтала купить платье в том крупном магазине на Пятой авеню.

В моем воображении рисовались ярко освещенная витрина и широкий вестибюль, пушистые бежевые ковры. Я вошла бы в двери в широкополой шляпке с перьями, и никто не подумал бы, что мне там не место.

Финн подвинул руку ближе ко мне, но не коснулся моих пальцев.

– В какой стране или городе мечтаешь побывать?

С минуту я ломала голову над этим сложным вопросом, а затем вздохнула.

– Не могу представить жизнь вне Нью-Йорка.

Финн положил ладонь мне на плечо, и я замерла, боясь отпугнуть его. Было очень приятно ощущать его тепло.

– Я бы показал тебе Ирландию.

– Было бы здорово.

Мы продолжали нашу игру всю дорогу до «Колдостана», перекрикивая шум мотора.

– Любимые цветы?

– Гортензия!

– Самое вкусное, что ты когда-либо ела?

– Сладкие булочки в «Колдостане»!

– А самое гадкое?

– Уильям хитростью заставил меня съесть ложку замороженной тушенки. Ужасная мерзость! Даже хуже, чем ты можешь себе представить.

Финн рассмеялся, хлопнув ладонью по рулю.

– А как же!

Он выдержал паузу, словно не решаясь задать следующий вопрос.

– Твой главный страх?

У меня скрутило живот. Будь это пауки или боязнь высоты, я бы легко ответила. Больше всего на свете я боялась остаться в неведении. Так никогда и не узнать, кто убил моего брата. Конечно, можно солгать, но Финн вот не стал бы мне врать.

– Навсегда остаться без семьи, – наконец сказала я.

Между нами повисла звенящая тишина.

Мы выехали на обрамленную дубами дорогу, ведущую к волшебной академии, и машина замедлилась.

– У тебя появится своя семья, – заверил меня Финн. – Непременно.