И тут опять круче всех оказалась Мака, уж не знаю как, но ейудалось заманить на свой день рождения политика W, славящегося своим наредкость взрывным характером и вздорным нравом. Местное общество, затаивдыхание, ждало момента, когда буйный депутат, впав в раж, начнет швырять вприсутствующих бокалы с вином. Но, увы, всех постигло горькое разочарование. Wвел себя очень скромно, преподнес Маке букет, поцеловал ей надушенную лапку ичинно внимал музыке, которую извлекал из недр виолончели нанятый музыкант.Одним словом, вел себя совершенно обычно, и только пара хмурых парней в черныхкостюмах, мрачно стоявших в прихожей, напоминала: на тусовке присутствует нешелупонь, а лицо, приближенное к государю.

– Милая, – щебетала Кока, вталкивая Николетту вгостиную, – тут все свои, можешь расслабиться. Знаешь, кто у нас?

– Нет, – протянула маменька.

– Боймен.

– Кто? – с неподдельным удивлением спросилаНиколетта.

Кока всплеснула руками:

– Не знаешь?

– Что-то слышала, – попыталась исправитьоплошность маменька.

– Это же певец! Тот, что победил в конкурсе «Волнауспеха»!

– А! Конечно.

– Ну!

– Великолепно, – настроилась на нужный ладНиколетта, – просто чудесно!

Я уловил в ее голосе легкое раздражение. Дело в том, чтомаменька обожает быть в центре внимания, и следует отметить, что, как правило,ей это легко удается. Но только не в случае присутствия эксклюзивного гостя.

В этой ситуации даже Николетте трудно выделиться, рано илипоздно придется спокойно сидеть в кресле и слушать либо песни, либо чужиерассказы, а потом вежливо аплодировать. Для маменьки такая ситуация хужекапкана, она предпочитает получать овации сама.

Николетта и Кока пошли к длинному столу с бокалами. Я жебыстро сел в самый дальний угол комнаты и попытался стать незаметным, что примоем двухметровом росте практически невозможно.

Перед глазами мелькали разноцветные пятна: воспользовавшисьжарой, дамы нацепили на себя яркие, откровенные наряды. Я прикрыл глаза, славабогу, никто не бежит ко мне с воплем:

– Как я рада встрече!

Приятно, что сегодня здесь нету мамаш с дочерьми на выданье,потому как личность холостого господина Подушкина действует на них, словнокрасная тряпка на быка. Ко мне мигом подсаживают девицу, изможденную диетами иизбытком образования, приговаривая:

– Машенька (Катенька, Леночка, Олечка, Ирочка, Сонечка,Лизочка), это Ваня. Он тоже увлекается литературой, ты можешь с нимпобеседовать о Пушкине.

– Нико! – вдруг взвизгнула прямо над ухом Кока.

Я вздрогнул и приоткрыл глаза.

– Нико, – повторила хозяйка, – это ты?

– Что за вопрос, – ответила маменька, – яздесь уже давно, мы же только что беседовали!

– Но ты была в синем платье! – воскликнула Кока.

Я скосил глаза влево и увидел стройную фигуру в ярко-розовомбрючном костюме. Мэри! Теперь понятно, что задумали проказницы.

– Я, в синем? – с глубочайшим негодованиемвоскликнула Мэри. – Невероятно! С какой стати? Всегда появляюсь в розовом.Кока, что с тобой! Это же мой цвет.

Хозяйка дома пару раз мигнула.

– Но… я сама… синее… ты в нем пришла, – забубнилаона.

– Что у вас тут происходит? – подлетела к парочкевертлявая Зюка. – Ну и лица! Прямо похороны.

– Пойду воды попью, – выдавила из себя Кока иисчезла.

Мэри посмотрела на Зюку.

– Знаешь, дорогая, – вкрадчиво сказала она, –Кока, того… совсем плохая! Представляешь, сейчас на полном серьезе утверждала,что я пришла в синем платье! Ну не бред ли! Может, на нее жара подействовала?

Зюка скривилась:

– Маразм на колеснице приехал! Кока, конечно, выглядитмолодо, но это победа пластической хирургии над возрастом. Мозги-то неперетянешь!

– Да, бедняжка, – фальшиво вздохнула Мэри.

– Жаль несчастную, – не менее лицемерно подхватилаЗюка, – у медицины сейчас много средств от старческого слабоумия, но кто жрискнет их предложить Коке?

Я с интересом наблюдал за происходящим. Слегка попинав Кокуязыками, Мэри и Зюка начали бродить по гостиной. Розовое пятно плавно двигалосьпо комнате, потом испарилось, ему на смену явилась ярко-синяя клякса.

Я постарался не рассмеяться. Николетта, весело восклицая:«Ах, какое безобразие, опять подают пирожные, которые я ни за что не стануесть», пошла к окну.

– Нико, – обморочным голосом просвистела Кока,опершись о подоконник, – это ты?

– Я.

– Но… о… да… о!..

– Что с тобой? – широко раскрыла глазамаменька. – Может, ты приляжешь? Побледнела сильно.

Здесь, наверное, уместно напомнить, что Николетта долгоевремя служила в театре. Главных ролей она не исполняла, получала лишь небольшиевыходы, но определенная склонность к лицедейству в ней заложена, и в обычнойжизни она проявляется замечательно ярко. На подмостках маменька играласредненько, сейчас же ни одна живая душа не сумела бы уличить ее в фальши.

Я тихонько вздохнул. Так, теперь понятно, отчего маменька итетушка помчались в аптеку за пиносолом. Кока и впрямь могла заподозритьнеладное. То у подружки насморк, то он исчезает. Пиносол, избавив Мэри отнасморка, решил проблему. Похоже, Кока сейчас упадет в обморок.

– Ты в синем! – завопила Кока.

Николетта уперла кулаки в неправдоподобно тонкую талию,результат вечной диеты.

– Я плохо смотрюсь? Знаешь, мне немного надоел розовый.

– А-а-а!

– Я настолько скверно выгляжу, что тебе плохо?

– О-о-о!

– Извини, дорогая, не хотела тебя расстроить!

– У-у-у, – перешла на вой Кока и ужом скользнула вкоридор.

Николетта улыбнулась как кошка, укравшая килограмм вырезки.

– Вы поругались с Кокой? – подскочила к ней Люка.

– Нет, – пожала тощими плечиками маменька, –с чего бы? Бедняжка!

– Кто? – жадно поинтересовалась Люка.