Ох, Алик… я-то думала, ему невесть какая хитрость в умную голову пришла, а парень просто побарахтаться решил!

– Наивный, – хмыкнул Блонди.

– Ну, – мрачно подтвердил Алик. – Заперли меня в каком-то шкафу, всего и делов. И все корешки у них часа через полтора уже были. Выложили кучу у меня перед носом, я пальцем ткнул в тот, каким на Полигоне менялись, а светлейший, гад, носом крутит: давно, мол, он изучен, и ничего в нем нет, на мозги воздействующего. Мне, естественно, только и остается, что плечами пожимать.

Алик замолчал.

– Дальше, – поторопил Вик. Странно, он что, до сих пор не затребовал с Алика подробного отчета? Хотя что я говорю, до сих пор, может, у него всего и было свободного времени, что сунуть спасенному пацану свою коллекцию, чтоб не скучал. Да самое основное выслушать: про Полигон. Да меня из космоса выловить.

– А что дальше, – понурился Алик. – Мыло-мочало, начинай сначала, вот что дальше. Не хватило у меня мозгов полноценную лапшу светлейшему гаду навешать. Сначала хотел, как Альо… а потом говорит: в поселок ваш отвезу. А там уж позабавимся. Знаешь, кошка, он так это сказал…

– Представляю, – фыркнула я. – Ты сразу пожалел, что считал себя слишком умным, что поперся зачем-то в космос, причем именно на «Киото», и вообще, что мамочка тебя на свет родила.

– Ага. Правда, пытался утешаться тем, что заставил их лишний раз смотаться к ящерам, все хоть горючего расход… только, знаешь, утешение слабенькое оказалось. А потом мне повезло. Просто повезло. Случайность из тех, что оправдывают барахтанье до конца. В общем, если коротко, вмазались они на перемене курса в драконий склеп. А рядом случился земной эсминец.

– Ты же знаешь капитана Чернова, Альо, – встрял Блонди. – Его ж от вида иллов перемыкает напрочь. А тут такой повод. В общем, что было, не передать словами! Мы досмотра требуем, илл протестует, драконий склеп вопит о повреждении…

Я невольно расплылась в улыбке. Да, представляю картинку! Чернов, потерявший из-за иллов сына и ненавидящий их так знакомой мне теперь ненавистью бессилия. Хищный прищур углядевшего шанс Блонди – он тоже не жалует иллов, уж я-то знаю. Алик, вконец измученный браслетами и ожиданием, но не потерявший чисто человечью надежду на чудо. И – скрипящий зубами от злости светлейший илл. Драконьи склепы глушат телепатию, да еще столкновение… да, в добрый час встретил капитан Чернов эту «гадюку»!

– Тебе повезло, – сказала я Алику. – Они должны были убить тебя, когда поняли, что от Чернова им не отделаться.

– Везет тому, кто сам везет, – хмыкнул Алик. – Там такой толчок был, ты не представляешь! В общем, мне оставалось тихо и спокойно подобрать пистолет, а уж дальше дело техники.

– Да, он там поработал, – усмехнулся Вик. – Нам осталось только пленных упаковать. А потом, пока возились с починкой, Алик рассказал о тебе. И о Полигоне.

– Я знал, что тебя можно оживить, – тихо сказал Алик. – Он грозился прихватить и тебя на обратном пути. Чтобы вдвоем… в поселке…

Меня передернуло.

– Спасибо, – от души сказала я.

– Кому спасибо? – пожал плечами Вик. – Разве что судьбе. В общем, Чернов дал приказ найти тебя и двигать к Земле на максимальной скорости. Поскольку сведения, сама понимаешь! «Киото» до сих пор ищут, кстати.

– Алик, а про запись ты сказал?

– А что я про нее знаю? Решил, сама расскажешь. Все равно единственное место, где еще можно ее раздобыть, – Полигон. Твой-то кораблик, если и найдем, все равно… сама же стерла.

– Копия в тайнике вполне могла уцелеть. – Я затосковала: тайник-то иллам не найти, а и найдут, не вскроют, но что они с кораблем сделали? – Вот корабль… его и сжечь могли. Попросту.

– Погоди, он же на Нейтрале, – вмешался Блонди. – В целости и сохранности. Поскольку официально ты считалась пропавшей на территории ящеров, наше представительство на Ссс вызвало агента с Нейтрала, и он успел воспрепятствовать конфискации.

– Я думала, пока спохватитесь, «Мурлыки» и следа не останется. – Я вздохнула с облегчением.

– Они сильно ошиблись, казнив Сэйко сразу после твоего исчезновения, да еще и в городке космопорта. – Блонди нахмурился. Однажды они с отцом чуть не кончили так же, подумала я. И, может быть, они остались живы потому только, что иллы взялись за ящеров чуть позже? – Но Никольский не нашел там ничего, – озабоченно сказал Вик. – Ни малейшей зацепки. Мы так и не поняли, что с тобой случилось. Что за запись?

– Запись не на «Мурлыке», – собравшись с силами, выговорила я. – Вик, мы нашли «Три Звездочки». Там, на Полигоне. Отец вез запись с Иллувииа. Теперь я знаю, как он погиб…

– Включишь в отчет, – жестко сказал Блонди. – И будь уверена, иллам это зачтется.

– Ты так и думал, да? – Я вскинулась. Друг еще называется, знал и молчал! – Ты знал, что это иллы?

– Я же в курсе был, куда он полетел. И зачем. Прости, девочка. К чему тебе был этот груз?

– Я всегда считала, что лучше знать точно!

– Ну, если бы я знал точно… ладно. Это эмоции. Чуть погодя разведу вас по разным каютам и засажу за воспоминания. Все подробности. Как попали на Полигон, как жили там, что видели, с кем встречались, как попытались удрать, что было потом. Все, что можете вспомнить, до последней мелочи.

– Вик, я тебя придушу, – серьезно сказала я. – Тебе нужны подробности допросов? Что, это очень важно знать, как именно они над нами поизмывались? У СБ нет сведений, как иллы обходятся с пленными?

– Между прочим, нет. Альо, пойми, от них не возвращаются! А кто возвращается… это уже не те люди. Вообще не люди!

– Прах из праха, – тихо сказал Алик. – Я понимаю. Я много таких видел. И сам таким был. Об этом тяжело говорить вслух, капитан Блонди, но я постараюсь.

– А я все равно считаю, что это лишнее! – По хребту побежали холодные мурашки. – Скажу тебе так: они изощренные садисты, получающие удовольствие от нашей беспомощности. Физическое удовольствие! Страшно – вкусно, и больно – вкусно, а понимаешь, как все безнадежно, – еще вкуснее, а ненавидишь и мучаешься своим бессилием – самый смак, вот так! Мало тебе этого?

– Мне – достаточно. – Блонди подошел ко мне вплотную и взял за плечи. Как отец. Да, он помнит, как со мной надо обращаться! Я вывернулась и показала клыки. – Альо, прости. Я знаю, как это… словно душу наизнанку. Но не нам судить, какая мелочь окажется важной.

– Я слишком хорошо все помню, – прошептала я. – Память, наверное, драконья стала, все дословно, все до мелочей, до оттенка, до запаха… тебе не понять, Вик, ты не ощущаешь мир так, как я. Вик… я боюсь белого света. Знаешь, яркий белый свет, какой бывает в ваших больницах и в лабораториях… это – илл, браслеты на руках, Вик, ты знаешь, как больно, когда эти браслеты и ненавидишь?! А я помню, я все могу сказать, что говорил он тогда мне, но это только сказать, а я помню – как он говорил. Там, на Полигоне… Вик, он отнял у меня память, Алик тебе не говорил? Я не помнила ничего. Это… нет, я даже не знаю! Тогда я знала, как больно – не помнить. Теперь я не знаю, что больнее!