Члену Политбюро ЦК КПСС, Секретарю ЦК КПСС Тов. Яковлеву А. Н.

Уважаемый Александр Николаевич!

Просим Вашей помощи и поддержки в деле, имеющем, на наш взгляд, важное общественное значение.

Два года назад по заказу киностудии «Мосфильм» мы начали работать над сценарием, посвящённым перестройке в партийной среде. Молодой энергичный партийный работник в столкновении с косными силами аппарата, нравственный облик партийного функционера, сущность членства в партии – вот далеко не полный круг проблем, затронутый нами.

В ноябре 1986 года наш сценарий с условным названием «Всё будет хорошо…» был единодушно, с самыми лестными оценками принят авторитетной репертуарно-редакционной коллегией Четвёртого творческого объединения, получил одобрение главных редакций «Мосфильма» и Госкино, а также был рекомендован к скорейшему запуску в производство. Было с пониманием принято и наше первоначальное условие: фильм ставит один из соавторов сценария, известный нам как своими театральными постановками, так и плодотворной совместной работой с покойным С. Юткевичем (фильм «Ленин в Париже» по сценарию Е. Габриловича).

Все начиналось действительно хорошо. Сначала рассматривали возможность выпуска фильма в 1987 г., потом планировали на 1988 г. Наконец, в марте 1987 г. сценарий запустили в производство. Определилась актриса для исполнения главной роли – Ирина Муравьёва.

Но в мае текущего года работа неожиданно приостановилась – якобы по причине начавшейся в кинематографе перестройки. Таким образом, ускорение в киноделе для нас обернулось торможением.

Уходит драгоценное время, невольно снижается публицистический накал сценария, а ведь если наш вопрос будет решён положительно даже завтра, фильм придёт к зрителям в лучшем случае лишь через полтора года! Нам же объясняют, что планы уже свёрстаны, что кандидатура постановщика Л. Эйдлина, в своё время одобренная художественным советом Четвёртого творческого объединения, теперь не удовлетворяет определённым циркулярным требованиям: нет единолично снятой картины, а режиссёров и так в стране много…

Уважаемый Александр Николаевич!

Мы обращаемся к Вам, потому что убеждены: наш сценарий «Всё будет хорошо…», в который мы вложили всю нашу веру в дело обновления, может и должен стать фильмом, интересным советскому зрителю и полезным делу перестройки.

Евгений Габрилович – Герой Социалистического Труда

Юрий Поляков – лауреат премии Ленинского комсомола.

Габрилович письмо прочитал, посмотрел на нас ветхозаветным взором и покачал головой: «Не надо, ребята!» В молодости, посидев в камере ЧК как анархист, он сообразил на всю жизнь, когда лучше кричать, а когда отмалчиваться. Евгений Иосифович догадался: мы вторглись в сферу большой политики, где искусство само по себе не гуляет никогда и нигде, включая страны вечно зелёной демократии, а уж в нашем-то грешном отечестве и подавно. Я понял это со временем – и жить стало веселее. Сегодня, видя в телеящике какого-нибудь лысого или кудрявого литератора, целенаправленно взрывающегося правдолюбием, я сразу прикидываю: из какого кремлёвского кабинета или заокеанского офиса тянется к нему, шипя, бикфордов шнур. Конечно, бывают исключения, но они редки, как упомянутые белые уссурийские тигры – любимцы Путина.

Да, читатель, тогда, в 1987 году, мы замахнулись на самое святое – на партию, готовившуюся, как вскоре стало ясно, сложить полномочия и пустить страну в свободное политическое плавание, причём главный закопёрщик этой грядущей капитуляции, как выяснилось со временем, являлся именно Яковлев. (Вообще-то за такое решение капитана раньше вешали на рее.) Руководствуясь художественной логикой, мы невольно предугадали всё, что случится вскоре с державой. Искусство может многое подсказать царям и простолюдинам, конечно, если к его мнению прислушаться. Сегодня, по-моему, наша власть относится к искусству, как буфетчик консерватории к симфонической музыке – он даже усвоил, что от Чайковского выручка круче, нежели от Губайдуллиной, но не более того.

Теперь-то я понимаю: попав меж двух жерновов, наш сценарий был обречён в любом случае. С одной стороны, интеллигенция сладко агонизировала в эйфории разрешённого свободомыслия, ей наконец-то позволили выражать исконно-заветное неудовольствие страной обитания и неуспешным её народом. Ради этого почти сексуального счастья она прощала власти все ошибки и несуразицы, обещавшие впереди серьёзные потрясения. Даже самая осторожная критика хаотичных методов и туманных целей перестройки и ускорения воспринималась прогрессивной частью общества как злостное покушение на главное завоевание – свободу слова. Спрашивать: «куда идём?» – считалось неприличным. А «зачем?» – и подавно. Интеллигенцию волновал другой вопрос: «Почему идём так медленно?» О хлебе насущном пока вообще никто не задумывался, полагая, что это – прямая обязанность постылого государства, которое собирались рушить с помощью заморских консультантов. Кормить народ впредь будет умный рынок. Ну не идиоты ли!

В либеральной юности меня страшно раздражала манера сталинистов все неприятности и провалы объяснять вредительством и происками троцкистов. Но как-то в конце 1990 года мы выпивали с одним старым писателем, и он, оценивая происходящее в стране, процедил как обычно: «Вредительство!» И вдруг я осознал: впервые это густопсовое слово не только не вызвало у меня отторжения, а напротив – я с ним согласился. Конечно, вредительство, да ещё какое! Когда вскоре выяснилось, что генерал спецслужб, а позже депутат от демократов Калугин – американский шпион, все отнеслись к этому спокойно, как к самому собой разумеющемуся. А кто же ещё? Ведь умный человек не может быть не плутом! Со временем стало очевидно: в высшей номенклатуре пруд пруди серьёзных людей, отлично понимающих губительность горбачёвской перестройки и терпеливо дожидающихся сокрушительного результата.

Напомню, сам термин «перестройка» появился в эпоху реформ Александра II Освободителя, и «гласность», кстати, оттуда же. Они, эти кремлёвские люди, сознательно вели страну к потрясениям, к обрыву, чтобы в хаосе падения одним махом сменить политический и экономический строй СССР. Скорее всего, и распад Советского Союза был заранее запланирован и оговорён. Ещё академик Сахаров, по-моему, сошедший с ума, сошедшись с Еленой Боннэр, советовал поделить одну шестую часть суши на несколько десятков уютных кусочков, а Солженицын, бедняга, тяготился «южным подбрюшьем». Что и говорить: мелко нарезанная, нашинкованная Россия – давняя золотая мечта Запада: не очень-то приятно возделывать свой лилипутский садик, если за забором начинаются угодья великана.

Судя по всему, Яковлев и был координатором сил, направленных на радикальное переустройство страны, дезорганизацию, развал и резкую капитализацию под лозунгом «Больше социализма!». Почему? Известно, что он в молодости проходил стажировку в США в одной группе с Калугиным. Умному – достаточно. Думаю, неприятие нашего «антиперестроечного» сценария шло если не от него самого, то от его ближнего круга. Ведь зарубить фильм, освящённый именем Героя Социалистического Труда и лауреата бесчисленных госпремий Габриловича, можно было только с высочайшего согласия. Таковы были тогдашние правила игры. Да и сегодняшние правила такие же. Троньте кого-то из неприкасаемых – узнаете! Как-нибудь расскажу, какими методами небожители борются с теми, кто смеет сомневаться в их величии.