Ева ступила на узкую лестницу под указующим перстом с надписью:

«Арсениэл Инвестигейторс»

3-й этаж

На первом этаже разместились ломбард и салон гадалки мадам Курракус, офисы на втором ждали арендатора.

Забравшись на третий этаж, Ева и Пибоди позвонили в звонок сбоку от железной двери. Услышав зуммер, Ева толкнула дверь.

В приемной длинный стол с устаревшим центром связи, за которым орудовала неприветливая брюнетка. Здесь же находились два оранжевых пластмассовых кресла и торговый автомат, принимавший монеты и купюры.

Брюнетка, прервав работу, недовольно спросила гнусавым голосом, которым впору предупреждать корабли о рифах в ненастную погоду:

– Вам назначено?

– Теперь назначено, – сказала Ева, показывая жетон.

Брюнетка заерзала и запустила руку под стол. «Кнопка предупреждения о приходе копов», – догадалась Ева.

– Мистер Арсениэл отсутствует, он на расследовании. Можете оставить вашу контактную информацию.

– Мистер Арсениэл у себя в кабинете, закинул ноги на стол и чешет задницу. Неважно, мы пришли к Джине Тортелли.

– По какому делу? – прогнусавила брюнетка.

– Вас это не касается.

– Нельзя ли повежливее?

– Такая уж у меня работа. Раз мистера Арсениэла так пугают визиты копов, значит, у него есть на то причины. Я могу выяснить эти причины и превратить его жизнь в ад. Чтобы этого не произошло, вызовите Джину Тортелли.

– Минуточку. Ну, вы даете! – Она нажала кнопку бесшумной связи и взяла коммуникатор.

– Джина, тут две с жетонами хотят тебя видеть, а зачем, не говорят. Конечно. – Она разъединилась. – Сейчас явится. Можете пока присесть.

Ева покосилась на пластмассовые кресла, представила, чьи зады их грели, и отрицательно покачала головой.

Появилась Тортелли, настроенная на конфликт. Судя по данным, в ней было пять футов восемь дюймов, зашнурованные сапоги на каблуках добавляли еще пару дюймов. Светлые волосы заплетены в короткие дреды. Ева вспомнила, как Хастингс определил цвет кожи напавшей на него женщины: кофе с молоком, молока побольше.

Подходит!

Ее темные глаза сузились, потом, узнав Еву, она изобразила безразличие.

– Шарите по трущобам, лейтенант? – Евино звание она произнесла с подчеркнутым презрением.

– Работаю. Хотите говорить прямо здесь?

Тортелли уперлась одной рукой себе в бок, другой сделала нетерпеливый жест.

– Если вам есть что сказать – выкладывайте.

– Есть два трупа и одно нападение вчера вечером. Вы подходите под словесный портрет.

Тортелли засопела, но быстро взяла себя в руки.

– Ерунда. Я видела рисунок, который вы распространили. На него похожа половина жителей Нью-Йорка.

– Вы прослужили достаточно долго, чтобы знать, что мы даем прессе не все. Расскажите, где вы были двадцать седьмого декабря между семнадцатью и девятнадцатью часами.

– Я ничего вам не скажу без адвоката.

– Хорошо, свяжитесь с адвокатом, пусть едет к нам в Управление.

– Я никуда не должна с вами ехать.

– Хотите так – давайте. Мы побеседуем с вашей матерью.

– Идите на хрен! – крикнула Тортелли, стоило Еве шагнуть к двери. – Не смейте приближаться к моей матери.

– Еще как приближусь. Захочу – сядет в каталажку. Я могу обвинить ее в угрозах в адрес сотрудника полиции, киберхулиганстве и подвергнуть предварительному заключению по подозрению в вынашивании планов убийства.

– Что вы несете?

Ева молча достала свой коммуникатор и предъявила первое письмо от матери Тортелли.

От чтения воинственность Тортелли сняло как рукой.

– Ради бога, – она стала крутить цепочку с серебряным крестиком у себя на шее. – Ну, излил человек злость! С тех пор прошло уже почти два года!

– Есть еще, это только первое. Решайте, с кем мне говорить: с вами или с ней. Выбирайте.

– Мне кого-нибудь привести, Джина?

Тортелли покосилась на секретаря, как будто только сейчас вспомнила о ее присутствии.

– Нет-нет, все в порядке. Идемте, – позвала она Еву.

Ее кабинетик оказался еще меньше Евиного, со щелью вместо окна. На столе громоздилась такая же древность, как в приемной, зато здесь оказалось на зависть чисто и аккуратно.

– Поймите, у моей матери вспыльчивый характер. Я у нее единственная дочь. Я поговорю с ней об этом и скажу перестать. Сами знаете, у вас там дня не проходит, чтобы кто-нибудь не получил в свой адрес кучу дерьма.

– Отвечайте на мой вопрос.

– Через пару дней после Рождества? – Она повернулась к компьютеру и нашла календарь. – Я следила за одной женщиной. Муж говорит, что она его обманывает, и не ошибается. Я ходила за ней с двух часов двадцати минут дня до половины восьмого вечера, когда она сказала, что уходит, а я за ней проследила. Все это здесь, в моем рабочем дневнике.

– Это ВАШ дневник, Тортелли.

– Ну и что, что мой? Можете проверить мой коммуникатор, на нем теги от клиента. Объект вручил и получил рождественские подарки, потом отправился в отель «Лебедь» на Парк-авеню. Вошел в лифт. Мне повезло: там стеклянные кабины. Вышел на четырнадцатом этаже. Я поднялась туда и проверила, в каком номере в такую рань горит лампочка «занято». Нашла в тысяча четыреста восьмом. Все это есть в дневнике.

– Вас кто-нибудь видел? Вы с кем-нибудь говорили?

– Задача как раз в том, чтобы меня никто не увидел и не запомнил. Я два часа проторчала в лобби, наблюдая за лифтом. Она вышла не одна. Они трогательно простились и разошлись. Я не отставала от нее, пока она не скрылась за своей дверью. Прошлой ночью я тоже занималась ею: писала отчет, потому что опознала того, с кем она встречается. Это муж ее сестры.

– Блестяще!

– Но это не все! – Тортелли вскинула руку. – У меня есть чек из лобби-бара. Я брала две содовые. На чеке есть дата. У меня есть фотографии, на них отметки о времени. Я могу доказать, что я была там, где говорю. Отцепитесь от моей матери.

– А двадцать девятого декабря, между пятью и шестью утра?

– Дома, в постели, одна. Одна, потому что парень, с которым я прожила три года, ушел после того, как меня разжаловали. Моя жизнь была спущена в канализацию. Довольны? У меня такая дрянная работа, потому что на мне клеймо. Но я не застряну в канализации. Вот отдышусь – и открою собственное агентство. Отцепись от моей матери, черт побери! Что, получила свое? Я была полицейской в четвертом поколении. Через несколько лет я дослужилась бы до лейтенанта. А где я теперь? В дерьме!

– Раз ты в четвертом поколении, надо было иметь голову на плечах.