И руками развела, словно извиняясь.

Чайник вскипел. Надо срочно чем-то занять руки. Я сполоснула заварник, заварила свежий чай, накрыла его полотенцем, давая запариться. Разлила в две чашки. Одну пододвинула Мари. Мозг думать отказывался. А может, оно и к лучшему?

— Ну? — спросила Мари, дуя в чай и ожидая хоть какой-то реакции.

Реакции не было.

— Ладно я, — наконец, какие-то слова во мне завелись, — но Дуня же совсем маленькой была…

Мари снова руками развела. Правильно, не она же детей бросила на старую бабку и отца с сомнительными моральными качествами. Хотя о чем я? Отец был гораздо честнее. Он хотя бы просто был.

— А зачем приехала?

— Интересно же, — искренне удивилась Мари. — Мама разрешила. Адрес дала. Неверный, правда. И дело у меня к тебе… личного характера.

Где там коньяк был? Прав Герман — мне необходимо спиться. Срочно. Прямо сейчас. Чай коньячный мне в помощь. Я отхлебнула чай, чтобы места для коньяка осталось больше. Коньяк нашёлся в шкафу. Мари, наверное, считает меня алкоголичкой. Не все ли равно? Она чужая. И мама её тоже. А чай с коньяком гораздо полезнее, оказывается.

— А меня как узнала?

— По украшениям. У мамы есть фотографии. Она жалела, что не забрала. Они очень ценные и старые.

Вот так. О цацках оставленных печалилась, а о детях — недосуг. Чай оказался допит. Я смотрела на эту девушку. Сестрой язык не поворачивался назвать. У меня есть сестра — Дунька. Пусть непутевая, но моя. Чужих мне не надо. Зато ей зачем-то нужна я. Иначе бы не пришла.

— Мне всегда Россия нравилась. Она такая… дикая. Здесь гораздо больше места для маневра. И я рассчитываю остаться. Только не как ты, — Мари поморщилась, — бедной родственницей. Я хочу хозяйкой. Поэтому и пришла — договариваться по-хорошему. По родственному, так сказать. — И без перехода заявила:— Отдай мне Германа.

Хорошо, что я чай допила — поперхнулась бы. Захотелось коньяка прямо из бутылки, без чая. Ничего, перехочется.

— Ты сумасшедшая? — спросила я как можно осторожнее.

Мари передернула плечиками и рассмеялась. В рассыпанных по плечам волосах сотнями бликов отражалась лампочка. Хороша — ничего не скажешь.

— Понимаешь, Лида. Наши семьи согласны с нашим выбором. Мама всецело поддерживает, во Франции меня ничего не держит — мама, наконец, разродилась наследником — лучше позже, чем никогда. Буду летать на выходные. Мама Германа тоже. Над дедом она сейчас работает. А Герману я лучше подхожу, ты же видишь. Тем более что ваш брак — фикция. И условия, в которых вы живёте, кошмарны. Я не думаю, что он долго выдержит. Тем более очевидно, что моя родословная с твоей ни в какое сравнение. Твой отец где? Сидит, снова? Вот-вот…

— Пошла вон.

— Я тебе заплачу. У меня много денег. Да, они папины, но он даст. Да и мама сколотила уже капитал. А мой капитал — это я, понимаешь? И сейчас я собираюсь очень выгодно его вложить.

— Пошла вон, — терпеливо повторила я.

Встала, пошла, открыла дверь.

— Я же по-хорошему прошу, — Мари сдаваться просто так была не намерена. — Ты подумай. У тебя дочка маленькая. Ты проблем хочешь?

Я хотела её ударить. Толкнуть. Чтобы упала на пол, некрасиво раскинув ноги, растеряв весь свой лоск. Я держалась. Мари была нарочито нетороплива. Натянула сапожки на стройные ноги. Застегнула. Выпрямилась, улыбнулась. Ослепительно — признаю. Но я, честное слово, лучше вовсе без родни, чем с такой. Привыкла. Да и безопаснее, судя по всему.

— Хорошенько подумай, — попросила Мари, выходя из квартиры. — Я утром позвоню. Номер телефона я твой найду, можешь не беспокоиться.

Я повернула ключ. Потом на внутренний замок закрылась. На задвижку. И поклялась никогда не впускать в свой дом незваных гостей. Подумалось о Соньке. А вдруг эта Мари её обидит? Нет, невозможно. Это же ребёнок. Племянница даже, пусть и не голубых кровей. И вообще, большинство угроз обычно угрозами и остаются.

Но беспокойство не желало оставлять. Боже, как мне Герман нужен! Но его телефон был выключен, и я понимала, что не Герман тому виной, а командировка. Покоилась на коньяк — выпить немного? Нет. Алкоголем проблемы не решаются. Может, Дуне позвонить? Нет, тоже нет. Она же беременная, ей нервничать никак нельзя. Придётся самой, опять самой. И Сонька в больнице, не схватишь её в охапку, не унесешь, не спрячешь…

Ночью я не сомкнула глаз, что не удивительно. Кружила по крошечной квартире, пила то чай, то кофе, думала о фотографиях, лежащих на столе, но так и не притронулась к ним. В третьем часу ночи вернулся Сатана. Я впустила его, дождалась, пока доест и домоет свои яйца, потом схватила тяжелую меховую тушку в охапку и устроилась с ней в кресле. Зарылась лицом в его мех. Сатана к таким нежностям приучен не был, терпел с трудом, мурлыкать отказывался, но все же терпел.

— Все хорошо будет, да? — спросила я у него.

Он тяжело вздохнул и заерзал, пытаясь устроиться удобнее, поняв, что скоро его не отпустят.

Хороших новостей я от утра не ждала. Но оно решило извернуться и все же меня удивить. В восемь утра, когда я стояла уже в пальто, готовая ехать к Соньке, пришёл Гриша. Слава богу, ключей от этой квартиры у него не было, но впустить мне его пришлось. Мне нужно было знать, с чем он пришёл — опыт нашёптывал, что без камня за пазухой не обошлось. Ничего, мне главное Германа дождаться. Он сильный. Он сможет помочь.

Городок серый. Совсем серый, несмотря на то, что темно уже. Серость эта лезет изо всех щелей, грозит вытеснить ночь. Мне здесь не нравится. И домой хочется, к Лидке. Она там, наверное, места себе не находит.

На телефоне одна полоска — со связью здесь тоже проблемы. Надо подключить сим-карту местного оператора. Или хотя бы найти место с нормальным интернетом. Он же должен быть? И Лиде позвонить. Узнать, как она там. Извелась, наверное. Надеюсь, хоть Сатана её не бросил.

Аэропорт тоже маленький, и тоже серый. Зал ожидания пустой: самолёты — редкие гости. Те горемыки, что прилетели со мной на кукурузнике, который гордо именовался самолетом, уже рассосались. Может, их местная серость проглотила.

Зато такси здесь есть. Всего две машины. А стоимость — почти, как в Москве.

— Куда?

— В гостиницу. Самую приличную.

Таксист усмехнулся. Мрачно. Мне не понравилось.

Город преимущественно двухэтажный. Бараки советской постройки тянутся бесконечно. За их крышами виднеются высотки центра. Очень много частных домов, быть может, летом они выглядят нарядно, расцветая палисадниками, но сейчас хмуро выглядывают из-под снежных шапок.

По улице неторопливо едет автобус. Пазик. Первый номер. Стоим на светофоре, я даже успеваю разглядеть немногочисленных пассажиров. А до гостиницы ехать оказалось всего десять минут. Наверное, в этом городе до всего десять минут.