«Тварь поганая!»

Ярость мешала и рвала мысли…

«Блудливая никейская девка!»

Но Тимофей не чувствовал привычного для такого состояния бурления крови. Ибо даже кровь предала своего хозяина. Кровь текла по жилам спокойно и размеренно, как и требовалось. Не ему, Тимофею, — ворожее-княгине.

«Похотливая гулящая су…»

«Правильно, Тимоша, нам вниз», — насмешливо отозвалось в голове.

Он вдруг понял, что спускается вслед за княгиней по длинной узкой лестнице. С верхнего этажа терема на нижний. Свой меч Тимофей обнаружил на поясе. Когда он поднял клинок с пола и вложил его в ножны, Тимофей не помнил совершенно. К навершию рукояти прилипло несколько длинных черных волосков.

Проклятье! Почему?! Ну почему он не отсек голову проклятой гречанке? Почему не нашел в себе твердости проломить Арине череп рукоятью меча? Почему не смог в последний момент вбить эти карие манящие очи в глазницы и раздавить их там, как поганые грибы? Почему так глупо попал под чары княгини, даже будучи предупрежденным Угримом?

ПО-ЧЕ-МУ?!

Он спускался. Она спускалась. Они спускались. Вместе, по тесной лестнице, бок о бок. Рука Тимофея лежала на мече, но ни от руки, ни от оружия сейчас не было никакого проку. Пальцы были чужими. Совершенно. Все теперь было чужое.

«Теперь ты мой» — так ведь сказала ему княгиня?

* * *

По терему они прошли беспрепятственно. Не остановленные никем, миновали княжеские хоромы. Обошли пустующую гридницу…

Вся челядь в столь поздний час спала. Часть княжеской дружины отбыла с Угримом, а те ратники, что остались в Острожце, несли службу снаружи — на городских стенах и на стенах детинца. Только у входа в подвалы стоял одинокий страж со щитом в руке и с мечом на боку.

Арина и Тимофей двигались на него.

Дружинник заметил их. Встрепенулся, шагнул навстречу. Охнул от изумления.

Ермолай! — признал стражника Тимофей. Странно, что Угрим вновь поставил на столь важный пост однажды уже провинившегося гридя. На князя это не похоже. Хотя, наверное, ничего странного нет: Угрим ведь надеется на него, Тимофея. А вот он-то как раз надежды и не оправдал. И Арине позволил выйти из опочивальни. И самого за собой увести.

— Тимофей?! Княгиня?! — смотрели на них округлившиеся глаза Ермолая.

Арина молча шла дальше. Тимофей, утративший власть над собственным телом, следовал рядом.

Дружинник замотал головой:

— Вы уж не серчайте, да только нельзя вам сюда. Никак нельзя.

Слова давались бедняге с трудом, но Ермолай все же встал на дороге. Видимо, урок, преподанный Угримом, был усвоен крепко.

— Князь велел не пущать… — пробормотал Ермолай. — Никого не велел… Тимофей?.. Княгиня?..

Дружинник переводил растерянный взгляд с сотника на гречанку, с гречанки на сотника. Ни он, ни она не останавливались.

Арина первой подошла к стражнику, улыбнулась безмятежно:

— Не тревожься, Ермолаюшка. Тимофей просто проверяет, кто как службу несет. Правда, Тимофей?

«Нет! Останови ее, Ермолай! Изруби в капусту!»

Какое там! Безмолвный вопль так и не вырвался наружу.

— Да, — услышал Тимофей собственный голос — спокойный и твердый. — Просто проверяю.

Язык, как и тело, отказывался повиноваться хозяину. Язык выталкивал чужие слова. Княгиня сделала еще шаг к дружиннику. Тимофей, движимый не своей волей, шагнул тоже, обходя стражника с другого бока.

А Ермолай все вертел головой, отступая к запертой подвальной двери. В глазах дружинника сквозило недоверие. Рябое лицо все аж подергивалось. Видимо, ответ гридя не удовлетворил. Продолжая пятиться, он поднял перед собой щит и потянул из ножен оружие. Нет, не так уж и плох оказался ратник, раз почуял неладное.

— А пошто ты, княгиня, с сотником среди ночи бродишь?

«За Черной Костью она идет, Ермолай! — чуть не стонал от немого бессилия Тимофей. — За силой колдовской, упрятанной Угримом!»

— Не спится мне, Ермолаюшка, вот и вышла прогуляться.

— А кровь откуда на рукаве?

Заметил! Молодец!

— Кровь? — Арина растерянно глянула на перепачканный рукав. — Ах, это?

Пальчик Арины коснулся подсыхающего пятна.

— Так… Поранилась немного. Ты только не шуми понапрасну, Ермолай, не надо…

Палец княгини потянулся к губам дружинника. «Тсс», — словно бы говорила она своим жестом. Ну да, конечно, сначала кровь на уста, потом запечатывающий поцелуй. Тимофей через это уже прошел. Теперь, значит, черед Ермолая?

«Не поддавайся! — беззвучно кричал Тимофей. — Не позволяй себя околдовать. Иначе будешь как я, весь в ее власти!»

Ермолай оказался умнее, чем его сотник. Или просто больше страшился княжьего гнева. Отпрянув от протянутой руки, страж вжался широкой спиной в подвальную дверь. Больше отступать ему было некуда. Слева почти вплотную стояла Арина. Справа — Тимофей.

Ермолай прикрылся щитом, будто прячась за ним, нерешительно поднял свой меч.

— Вы бы того… шли бы себе дальше, а? — взмолился несчастный дружинник. — А то ведь тревогу сейчас подниму.

«Ох, давно пора, Ермолай! Ори, ори в голос, не жалей глотки, зови на помощь, пока не поздно!»

Нет, было уже поздно. Слишком поздно.

Ермолай никак не ожидал того, что случилось. Тимофей тоже. Ибо снова он поступал помимо своей воли. Пока бездонные очи и колдовская улыбка ворожеи-гречанки притягивали взгляд стража, Тимофей действовал. Быстро и решительно, как в кровавой сече.

Раз — меч из ножен. Два — взмах. Три — удар.

Ермолая он бил не так, как княгиню. Нещадно бил, в полную силу — не рукоятью меча, а тяжелым лезвием. Своего дружинника сотник рубил насмерть. «Не-е-ет!» — противился разум. Но отчаянного вопля этого не слышал никто. И никто ему не внимал.

Рука и меч Тимофея в тот момент исполняли чужой приказ. Приказ княгини, которая жаждала любой ценой пройти мимо упрямого стража. Обмануть и покорить Ермолая Арине не удалось, а потому была заплачена другая цена. Жизнь княжеского гридя.

Меч Тимофея ударил по-над краем щита. Негромко звякнув, рассек бармицу под правым ухом, разрубил скулу, вошел глубоко в шею. Хлынула кровь. Выпало из ослабевших пальцев оружие стражника. Грохнул скользнувший с левой руки щит. А затем и сам Ермолай, хрипя и царапая дверь окольчуженной спиной, осел на пол. Дернулся, повалился набок. Да так и застыл на пороге. Голова откинута. Под шеломом кровоточащая рана. В широко открытых глазах на рябом лице — испуг, недоумение, боль, немой упрек.

Стекленеющие глаза смотрели на Тимофея. Снизу вверх смотрели.

«Ты за это ответишь, княгиня! — пронеслось в голове Тимофея. — За все ответишь!»