Шорох? Да, это был шорох. Едва различимый шорох и скрежет со стороны запертой двери. Будто мышь скребется — тихонько, но уж дюже настойчиво.

Тимофей остановился. Замер.

Подозрительный звук стих.

Тимофей сделал шаг, еще один…

И снова странное шуршание. Нет, похоже, за дверью опочивальни не спали. Тимофей отошел дальше, стараясь ступать погромче, но не отводя при этом взгляда от двери. И…

Не может быть!

Засов! Огромный — в руку толщиной, в две шириной — железный брус, который он собственноручно задвинул за княгиней, медленно-медленно скользил в пазах. Массивный засов на глазах Тимофея сам собою выползал из крепких железных скоб. Да только ведь сами по себе предметы не движутся! Не бывает такого, чтоб сами по себе!

Этот двигался, чуть слышно царапая шершавой поверхностью металла дубовую доску. Незримая колдовская рука отпирала запертую дверь.

Вмиг всплыли в памяти все предостережения Угрима. Никейская царевна-ворожея все же прибегла к заморской волшбе? Иного объяснения происходящему попросту не было. Непотребные мысли и соблазнительные образы, настырно заволакивающие разум… нет, они не исчезли вовсе, но отступили куда-то на задний план. Вернее, Тимофей, собрав всю волю в кулак, заставил их отступить.

Судорожно соображая при этом: что делать? Как поступить?

Упереться в дверь? Придержать? Задвинуть оживший засов снова — обратно, до упора? Таково было первое побуждение.

Рука потянулась к движущемуся бруску и… соскользнула с него. Тимофей непонимающе тряхнул головой, попытался снова. Тот же результат. Засов словно густо обмазали жиром, его словно окутывала неподатливая скользкая пленка. Пальцы тянулись к нему, как к близкой и в то же время недостижимой луне в окошке, а засов необъяснимым образом раздвигал их и проходил мимо них.

Нет, так ничего не добиться. Так колдовства не прекратить.

Тимофей отступил на шаг, потянул из ножен клинок, толком еще не зная, для чего. Но едва засов вышел из пазов, а массивная дверь легонько приоткрылась изнутри, сам резко толкнул ее, подняв обнаженный меч. Не рубить, нет, просто остановить княгиню, образумить. Если это она. А если нет, то…

Скупого света лампадки, горевшей над входом в опочивальню, хватило, чтобы разглядеть Арину.

Княгиня стояла перед Тимофеем в одной лишь сорочке до пят. Длинная белая рубашка скрывала от чужих глаз само тело, но не его соблазнительные формы. Большие карие очи испуганно глянули на блеснувший клинок. А впрочем, испуганно ли? Если испуг и был, то длился он недолго.

На пару мгновений повисла тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием светильника. Воин и ворожея молча смотрели друг на друга. Гречанка дышала глубоко и часто. Высокая грудь под тонкой тканью вздымалась и опускалась, притягивая взгляд. Затем княгиня улыбнулась приветливо-чарующей улыбкой, не обращая более внимания на обнаженную сталь.

— Славная ночь, правда? — проворковала обезоруживающе нежно.

На щеках Арины играл румянец. Смуглая кожа маняще бронзовела в полумраке. Черные, до синевы, волосы таинственно поблескивали в тусклом свете лампадки.

— А луна-то нынче какая! Нет, ты посмотри только, какая чудная луна за окном…

Гречанка говорила ни о чем, чуть склонив голову набок. А может, и не говорила — заговаривала просто.

— … Как служба идет, Тимоша?

Неожиданный вопрос застал врасплох. А еще больше — «Тимоша». С чего бы это вдруг? Никогда прежде Арина его так не величала. Тимофей ощутил вдруг, как медовый голосок гречанки опутывает его незримыми нитями, вяжет без веревок.

— Да так как-то, княгинюшка. — Непослушный язык тяжело ворочался во рту. — Потихонечку… Полегонечку…

— А что, Тимоша, пустишь меня прогуляться немного? — Лукавая улыбка не сходила с уст Арины. — Воздушком ночным подышать?

А сама уже норовит проскользнуть мимо.

— Княгиня! — Тимофей заступил ей дорогу. — Нельзя, княгиня! Знаешь ведь…

— Ох, перестань, Тимоша! — всплеснула она тонкими изящными ручками.

И снова — шнырь вдоль стенки! Тимофей едва успел встать на пути.

Княгиня прыснула придавленным смешком. Шагнула вправо. И он вправо. Шагнула влево. Он тоже. Чувствуя себя глупейшим образом — с растопыренными руками, с обнаженным мечом. Чем-то это напоминало безобидные игрища, коими тешатся на летнем лужку юные отроки и отроковицы. Только здесь-то — не лужок. И подобным ловилкам-догонялкам в княжеском тереме — не место. А уж с княгиней — так особливо.

Впрочем, Арина, как показалось Тимофею, не очень-то и старалась пробежать мимо него. Нешто ради пустого развлечения все затеяно?

Тимофей поймал Арину после очередной безуспешной попытки проскочить за его спиной. А поймав, оттеснил обратно к опочивальне.

— Прости, княгиня, князь не велел.

— Князь не велел, а я повелеваю! — Она дернула плечиком, притопнула ножкой. — Нешто противиться будешь моей воле, Тимоша?

— Буду, — угрюмо отозвался Тимофей.

— Правда будешь?

Теперь она смотрела на него с любопытством и словно дразнила, словно специально раззадоривала. Но никакой опасной волшбы вроде бы пока не творила.

— Мне сказано: не пускать тебя из терема. Так что шла бы ты обратно в опочивальню, княгиня. Подобру шла бы, а? — мягко попросил Тимофей. — И князь ни о чем не узнает. Обещаю…

Арина свела бровки:

— Значит, не желаешь мне покоряться? Своей княгине? Не желаешь? Да?

Тимофей смотрел молча, исподлобья, не вкладывая меча в ножны.

— Что ж… — Озорная улыбка вновь скользнула по лицу Арины. В глазах княгини блеснули дерзкие безуминки. — А хочешь, Тимоша, я сама тебе покорюсь?

Раз — и еще прежде, чем Тимофей успел что-либо сообразить, Арина сбросила легкую сорочку, оставшись перед ним… В чем мать родила стояла теперь прекрасная никейская царевна перед ошеломленным княжеским сотником.

* * *

Лампадка не столько освещала, сколько слегка подсвечивала обнаженное женское тело — гладкое и влекущее. И в этом таинственном полумраке Арина выглядела еще более желанной. Подобной красоты Тимофею видеть не приходилось. А от того, как бесстыдно — словно не замечая своей наготы — вела себя княгиня, вовсе захватывало дух. Гречанка же, казалось, искренне наслаждалась производимым на Тимофея впечатлением.

«Неужели Угрим ТАК ошибся? — промелькнула в голове неожиданная мысль. — Неужели княгиня жаждет вовсе не силы Черной Кости, а обычного блуда? И ради этого только прибегла к волшбе? И ради этого открыла запертую дверь опочивальни?»

Арина, улыбаясь, потянулась всем телом, соблазнительно изогнулась, будто гулящая кошка.

Тимофей с трудом сглотнул застрявший поперек горла ком. Кровь уже вовсю клокотала в жилах. Сердце колошматилось в груди. В висках стучало. Ох, кто бы знал, чего стоило ему сейчас сдерживать себя!