— Спасибо, — сказал он.

— Тебе, — уточнила воин. Чмокнула еще раз и встала, чтобы распахнуть окна. — Дождись своего Целеста здесь, хорошо? Мне… так страшно одной.

Рони молча кивнул.

«Мы с Касси все устроим», — пообещала Элоиза напоследок. Целест торопился, и пальцы его соскальзывали с руля. Хотелось по-детски вгрызться в указательный; подогнать мобиль пинком. Он остановился в шагах ста от резиденции, высунулся — на манер суриката, огляделся по сторонам.

Тихо.

В первый день года — празднество, бедные кварталы-то полны плясками и гуляньем, уже неофициальным, но в роскошном «верхнем городе» царила чинное спокойствие. И высокие заборы.

«Не нарваться бы на стражей. Или соседей. Или слуг, или стражей соседей». — Целест закрывал дверь мобиля аккуратно, а она возьми и хлопни. Он втянул голову в плечи.

«Я вне закона», — подумалось ему. Мысль была опасной, как зыбучий песок, и он ответил себе: но это не значит, что я собираюсь убивать…

Целеста мучила совесть.

Стоило зажмуриться, и плясал по внутренней кромке век завшивленный пьяница, а потом горло его лопалось с треском, как переспелый плод. Магниты — не убийцы, говорила Декстра, и щелкала пальцами. Магниты — спасают людей.

— Пошли все к черту.

Декстра тоже. В конце концов, ни она, ни этот сонный тюлень — Винсент (а еще Глава мистиков) — не помогли…

Он собирался забрать Вербену и уходить сегодня же. После горе-выступления (она не виновата, она все сделала правильно!) ей явно грозил… не то чтобы домашний арест, но не отпустили бы так легко. Целесту оставалось лишь догадываться, что могут Эл и Касси «устроить» со стражами.

«Снотворного им, что ли, подсыпать? Или слабительного?»

Калитка оказалась незаперта и таилась почти кокетливо — мол, вот она я — специально для тебя. Целест тронул прохладный металл, витье в форме то ли цветка, то ли закорючки неровного почерка, и она поддалась — почти бесшумно. Смазывали регулярно. Против воли костяшки ощетинились выступами шипов, но по ту сторону забора Целест увидел сад, дом и… и больше ничего.

И никого.

«Словно вымерло». — Тишина давила на уши и виски. Он подумал о том, что похищает Вербену. Отнимает у Виндикара богиню — куда уж дальше. Преступник. Целесту едва удалось сдержать гортанный смешок.

Тишину так и хотелось стянуть, через горло, как «колючий» свитер. Мягкая обувь о мрамор — тоже бесшумно; Целест нарочно притопнул пяткой, убедиться — звуки остались. Хоть какие-то.

«Почему тихо так? Ни слуги, ни стража, ни-ко-го…»

Договаривались — Вербена подойдет к калитке или воротам, а он ее перехватит. Если повезет, успеет проститься с Элоизой — эй, сестренка, не надейся, мы не навсегда. Мы вернемся и надерем задницу Амбиваленту, может быть, через пару месяцев, только неофициально. Целест жевал окурок, попутно размышляя, где будет доставать табак за пределами Эсколера; чутко приглядывался к ночным темноиндиговым теням. Луна заточила кромку забора; вычурный дом сделался карточным и картонным, а фонтаны и статуи в бесплодном пока саду превратились в привидения.

Целест ждал Вербену. Слой за слоем налипала тишина.

Целест толкнул дверь черного хода. Оказалось неза-перто.

Внутри — запах сушеных цветов, грузные каменные и железные пузыри ваз и мрамор, много мрамора, это холодный камень — весна выдалась теплой, но в холле все равно льдисто, почти как в подвале дешифратора. Элоиза и Вербена, несомненно, вспоминают. Поэтому в их комнате наверху камины и всегда тепло.

Никого. Ступеньки — и забери Вербену сам. Если хочешь что-то сделать, делай это сам.

«Почему она не спускается?» — нахлынул страх. До комнаты Элоизы и Вербены он домчался в три гигантских скачка.

Перед глазами ярко, как худшие из картинки мистиков, нарисовалась Вербена — привязанная, посаженная на цепь, как дворовая собака. С отца станется. И Элоиза… да что, в конце концов, она может? Все эти игры в демократию длятся ровно до первого «звоночка».

Альена остаются Альена, но Адриан — Верховный Сенатор, а Элоиза — просто рыжая девчонка.

«Я заберу Вербену в любом случае». — Из-под ногтей левой руки ткнулись и поползли иглы. Целест слишком часто призывал их в последнее время, но это такая мелочь, верно? На фоне остальных нарушений правил.

«…Или их обеих».

— Т-сс. — Его плеча коснулась ладонь. Целест успел распознать, что она невелика, а прикосновение — вкрадчиво; он развернулся и едва не всадил шипы в живот…

— Касси! — выдохнул Целест, пряча оружие. Виновато, как неуклюжий котенок, не вовремя выпустивший когти. — Прости. Ты… не надо так. Подкрадываться.

«Подкрадываться к Магниту? Этот губастик? И я его не почуял…» — Целест нахмурился и мотнул головой.

— Т-сс, — повторил Кассиус. — Заходи осторожно. Наверное, лучше бы завязать тебе глаза, но боюсь, у нас нет времени…

— Касси, какого черта? — Целест попытался вывернуться из вельветовых — перчатки напоминали крысиную шкурку — «объятий». Инстинктивно хотелось вытереть край ладони о джинсы, встряхнуться — облитым грязью псом. «Я неблагодарная дрянь, — укорил себя Целест. — Они ж мне помогают». — Где Эл и Вербена?

Кассиус приподнялся на цыпочки, будто собираясь поцеловать. Голубые глаза блестели почти лихорадочно — у него был не лучший день, как у нас всех, — посочувствовал молодому сенатору Целест; он почти не отпрянул, когда розово-бежевый вельвет ткнулся в подбородок. Указательным пальцем, словно гладил кошку.

На самом деле Кассиус хотел приложить палец к губам Целеста. Только поэтому и не получил в морду — хотя бы «дружески».

— Не кричи, когда войдешь.

Конечно, Целест вышиб дверь плечом и пинком с разворота.

Первой он увидел Элоизу — она неаристократично ссутулилась на прозрачном столике и уставилась перед собой — на кресло или кого-то в кресле, полураздетая — в старом домашнем платье мышиного цвета со сползшей правой бретелькой; к Целесту кресло разместили спиной — нарушив гармонию комнаты, между прочим. «Я давно не был здесь. Что с ней? Что происходит», — трехцветием вспыхнуло где-то за ушами, Целест мотнул головой.

Не кричать, сказал Кассиус, и что он имел в виду?

— Эл? — позвал Целест, но девушка не откликнулась. По комнате плыл запах вишневых сигарет — «Я такие не могу себе позволить», — отметил Целест, — и полумрак; Элоиза не удосужилась зажечь свет, но ее можно понять, она устала в доме-без-теней от белесой пустоты ламп. Широко раскрытыми глазами слепой она пялилась на что-то — или кого-то в кресле.

— Эл? — повторил Целест, шаря по шершавой стене в поисках выключателя. Его вновь прервал вельвет — перчатки Кассиуса на запястье, а потом этот неуклюжий на вид кукольный мальчик скользнул к Элоизе с юркостью крысы.