— Но я ведь только что приехала, — обиженно протянула я.

— Увидишься с ними завтра утром, — ответил папа. — Прости, но мы с детьми уже несколько недель назад договорились, — извинился он и быстро вывел их во внешний мир, подальше от тунцового кошмара.

Беа и Зузи во время всех этих прощаний благополучно удрали. Сэмми на кухне так и не появился.

— Как жаль, — посетовала Эди. — Ну, ничего, Грегги съест добавку, — решила она и поставила перед Грегом порции детей.

Грег вяло запихнул в себя несколько ложек. Если бы Дженет была нормальной кошкой, Грег тихонько переложил бы все в ее миску, которую она тут же бы и очистила. Но она у нас анорексичка, поэтому Грег, убедившись, что Эди его не видит, ловким движением, отточенным за многие годы практики, свалил большую часть своей порции в салфетку у себя на коленях.

— Я не буду, спасибо, — твердо сказала Эди я. — Я на диете.

— О да, после сорока приходится следить за собой, — согласилась Эди. — Но если будешь слишком худой, лицо станет морщинистым; нам, пожилым, лучше быть пухленькими и гладенькими. Знаешь, как говорят: visage ou derrière[24]? — сказала Эди и довольно закивала, явно в восторге от своего превосходного произношения. Правда, derrière она произносила как «терьер», но, учитывая то, что за всю свою жизнь дальше Южной Ирландии она сроду не выезжала, хоть какое-то знание французского в ней поражало. Эди презирала любых иностранцев, но при этом частенько перенимала у них слова и жесты, считая, что это делает ее более утонченной и остроумной.

Я негодовала из-за того, что Эди посмела включить меня в свою группу старых куриц, да еще сказала «нам, пожилым»! Я — не они; я из группы от двадцати пяти до сорока. Вот где мое место. Или что, после сорока всех автоматически причисляют к команде «от сорока до восьмидесяти»?

— Мне как-то нехорошо, — пробормотал Грег. Он всегда относился к собственному самочувствию с гораздо большим трепетом, чем к здоровью своих пациентов. Вид у него был такой, словно он вот-вот заплачет, но, как я подозревала, это было связано скорее с приездом его мамаши, а не с простудой.

— Иди полежи, сынок, — великодушно разрешила ему Эди. — А мы с Хло тут все уберем и поболтаем.

Я уставилась на Грега. Он, выходя из комнаты, бросил на меня торжествующий взгляд. Если бы я умела пускать ядовитые стрелы глазами, они бы уже торчали из его предательского сердца.

Я почему-то всегда думала, что слово «поболтать» применяют к быстрому обмену новостями и сплетнями. Однако я, видимо, ошибалась. Нет, конечно, новости и сплетни в разговоре были, вот только обмена не наблюдалось. Вместо этого я оказалась единственным слушателем бесконечных монологов Эди. Слова вылетали у нее изо рта и обрушивались на меня могучим потоком; я боялась, что он закрутит и унесет меня; куда бы я ни повернулась, отовсюду сыпались слова — все больше и больше. Я тайком начала обмениваться сообщениями с Иваном, и в этом было мое спасение.

— Извините, — улыбнулась я Эди, набирая эсэмэску, — пациент.

Так что, пока Эди трещала, мы с Иваном наслаждались общением, страстность которого постепенно накалялась. После того как он написал: «Я как наяву вижу твое лицо, когда ты кончала сегодня утром в вигваме», мы решили, что должны встретиться через пятнадцать минут.

Я бы никогда не подумала, что можно вот так сидеть перед лицом свекрови и вести эротическую беседу с мужчиной, ради которого предала ее сына. Но это оказалось не просто возможно — именно это и происходило сейчас со мной. «Я хочу тебя», — написал мне Иван. Те дни, что мы провели вместе, явно разожгли наши сексуальные аппетиты.

— Извините, Эди, — сказала я, поднимаясь со стула. — Мне срочно нужно увидеться с этим пациентом. Он очень возбужден и не желает ждать до завтрашней встречи.

Все это было чистой правдой, за исключением того, что Иван не был моим пациентом.

Иван припарковал машину на углу, около самого дальнего входа в парк. Он стоял и ждал меня — призрачный высокий мужчина в свете уличного фонаря.

— А ты знаешь, что в Джорджии есть закон, запрещающий привязывать к фонарю или телеграфному столбу жирафов? — спросила я, наконец обняв его.

— А как насчет прекрасной девушки, с которой хочешь заняться любовью? Ее-то можно привязать к фонарю? — с улыбкой поинтересовался Иван.

— Только с ее разрешения, — покачала головой я.

Я зарылась лицом в его пальто и с наслаждением вдохнула такой знакомый и желанный запах его тела.

— Я хочу быть с тобой, Хло. Хочу, чтобы мы были вместе, — произнес он.

И как нас угораздило так быстро добраться до этой стадии? Я промолчала и лишь сильнее прижалась к нему. Мы поцеловались. Мне нравилось, как мы целуемся — как соприкасаются наши губы, как переплетаются языки, путешествуя по рту. Мне нравилось ощущать его тело рядом со своим, нравилось чувствовать его запах. Но смогла бы я принести ради этого в жертву все, что у меня есть? Вдруг завибрировал мобильник Ивана. Звонила Бекки.

— Да? — холодно сказал он. — Что такое? Я же сказал тебе, где он, — бросил он и закончил разговор, даже не попрощавшись; на секунду он прикрыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя волну раздражения, затем повернулся ко мне. Видимо, выражение моего лица говорило само за себя, потому что он тут же сказал: — Я никогда бы не стал говорить в таком тоне с тобой, Хло. Ты просто не знаешь, что она за человек, не представляешь, каково это — жить с ней в одном доме.

Мне стало как-то неуютно. Этот инцидент показал, что наш роман — вовсе не сладкая голливудская история; я увидела Ивана с той стороны, с которой предпочла бы никогда не видеть. Пока мы сидели в его машине, он целовал и ласкал меня, и постепенно все мои сомнения развеялись. Он был прав — я действительно не знала Бекки; посторонний человек никогда не знает, что происходит между супругами. Через окно машины я в отдалении увидела знакомый силуэт — это Мадж брела по парку, держа в руках белого голубя, словно он был маленьким ребенком.

Иван отвел машину в укромное местечко — переулок, с обеих сторон застроенный мастерскими. Днем тут кипела бурная торговля, а ночью в поисках уединения съезжались влюбленные парочки. Мы трахались в машине, словно подростки, не снимая одежды — чтобы оградить себя от холода и любопытных взглядов. Теперь я знала точно: роман на стороне, это нечто вроде машины времени, он возвращает во времена юности. Ну, или как минимум дает такую иллюзию. Во время секса я поймала себя на мысли, что хочу заняться с Иваном любовью еще раз, даже до того, как мы закончили первый раунд. Словно я была обжорой, которая хватает вторую шоколадку, не успев толком прожевать первую.

— Нам было бы так хорошо вместе, Хло, — прошептал Иван. — Подумай об этом.

— Для этого еще слишком рано, — с полными слез глазами ответила я.