В этот раз повод нашелся серьезный. Более чем.

Дверь позади меня осторожно скрипнула. Это мама. Это мамочка, но лучше бы она ушла. Уходи. Уйди!

- Отлично. Все в сборе, - гаркнул отец. Я чувствовал кожей, что он вперился в меня, а потому по виску медленно покатилась капелька пота.

- Ты можешь предположить, о чем я собираюсь сегодня сказать, верно, Карэт?

Я не поднимал глаз. Но когда отец стукнул кулаком по столу, мне пришлось. Потому что после стола шла очередь маминого лица.

- Что мне сегодня в детском ангаре сказали, знаешь ведь, - продолжал наседать родитель, давя на меня чем-то невидимым, но мне казалось, что на меня падает железная плита, настолько сильным было это давление. - Мона! - рявкнул он, подняв глаза на маму, и я почувствовал, как ее рука опустилась на мое плечо и крепко его сжала.

Мамочка всегда смотрела на меня, как отец на глизелианский флаг. Но стоило ей встать на мою сторону и побеждала не любовь. Побеждал отцовский кулак. Неужели... насилие - это единственный способ решить любую проблему?

- Я. я не знаю, - прошептала мамочка.

Когда она всхлипнула, мне тоже захотелось плакать, но если я расплачусь, отец разозлится и станет еще хуже. Лучше я потерплю.

- Не знаешь, кем хочет стать мой единственный, любимый и дорогой сынок? - накалял атмосферу отец, словно не слышал маминых слов. - Моя надежда и опора в этой гребаной, мать его, жизни!

Я должен был радоваться, что про меня говорят такие вещи, но почему-то хотелось убежать и спрятаться еще сильнее.

- Карэт, скажи, кем же ты решил стать, когда вырастешь, а? - слащавая интонация не нравилась мне еще больше. Лучше бы он кричал, потому что после ласки всегда следует невыносимая боль.

- Гардак, он же еще маленький ребенок. Не стоит зацикливать на этом свое внимание, -тактично попыталась вмешаться мамочка, но отец пристукнул по столу снова. В паре сантиметров от моей руки, поэтому очень быстро я убрал обе руки под стол.

- Ветеринаром! - вновь пропустил он слова мамы мимо ушей. - Какое слово-то выучил! А знаешь, Мона, в кого пошел наш целитель скотины? В тебя! Потому что ты и есть ско...

- Нет! - резко поднялся я из-за стола. Ноги и руки дрожали, взгляд испуганно забегал, но я не мог, не мог сдержаться. - Мама! Мамочка! - обернулся я к ней. - Беги, беги, мама! Иди отсюда!

В такие моменты она, наверное, не понимала, почему я пытаюсь прогнать ее. Она смотрела на меня, как на предателя, но я никогда им не был. Просто я знал, что скоро он подойдет и ударит ее. И не хотел этого.

- У тебя снова приступ, - максимально спокойно отреагировала мама. Но я знал, что в руках она себя держит с огромным трудом. - Я сейчас позвоню Шогату, он принесет лекарство.

- Потаскуха! Шогат, Шогат, Шогат... Дрянь! Сама не замечаешь, как подставляешься?!

Нет. когда дело доходит до дяди Шогата, значит, точно будет бить. И совсем не важно, что дядя очень добр и к маме, и ко мне. А еще он работает учителем в школе и очень добр ко всем детям. Отца волновало только то, что его не пускали воевать. Наверное, он считал, что в этом виноваты мы.

Мама вышла из кухни, на ходу прикладывая смарт к уху.

- Да. Да, это я. У нас опять. Нам нужно.

- Мона! - вскочил отец. Я попытался задержать его, схватив за руку, но он сбросил меня. -Вот же наглая баба! Иди сюда!

- Нет! - закричал я, когда до меня донесся звук удара. А потом еще один. И еще один.

Забравшись под стол, я принялся раскачиваться из стороны в сторону. Мне больше ничего не оставалось. «Мама! Мамочка!» мог бы кричать я, но это не поможет. Никогда не помогало, тогда почему должно помочь в этот раз? Вся надежда была на дядю Шогата. Он ведь придет, обязательно придет, я знаю.

- Тварь! Дрянь! Потаскуха! Всех вас баб, всех вас баб надо воспитывать как собак! -раздавались отцовские крики из коридора.

Как хорошо... как хорошо, что я не родился девочкой. Я родился мужчиной, а значит, когда-нибудь и я смогу стать таким, как отец. И больше мне не будет страшно. Никогда.

17лет назад...

- Двести сорок семь, двести сорок восемь, двести сорок девять... двести пятьдесят...

- Продолжай, продолжай. Сегодня еще плюс пятьдесят добавим, ты можешь, - с уверенностью утверждал отец. Рука его уже легла на мое плечо и нажала так, что я едва не сорвался и не упал лицом в пол. - Давай же!

- Двести пятьдесят один. двести пятьдесят два.

Я никогда не думал, что могу хоть чем-то отличаться от остальных детей в детском ангаре. Почему-то я думал, что в домах родители всех нас воспитывали одинаково. Поднимали в пять часов утра, окатывая ледяной водой прямо в кровати, затем заставляли одеваться за определенное время, а потом гоняли по стадиону до тех пор, пока воздух со свистом не начинает вырываться из легких и тебе кажется, что еще немного и мышцы твои сгорят.

Но когда я узнал, что я такой один из всей нашей группы, мне вдруг стало очень. одиноко. Я начал с жалости к самому себе, а закончил пренебрежением к остальным и гордостью за свои успехи.

Да, мне было в разы труднее жить с отцом, намеревавшимся отправить меня на межпланетную службу и чуть ли не с самого рождения заставлявшего отрабатывать полицейские нормы. Я в прямом смысле ежедневно превозмогал себя. Я боролся с тем, что организм мой формировался медленнее, чем возрастала нагрузка на меня. Боролся с тем, что выгляжу не так, как остальные дети и думаю совсем не так. Столько раз я хотел сдаться, но столько же раз находил в себе новые силы.

Отец утверждал, что я с рождения особенный. Ну а я знал, что не с рождения. Я особенный, потому что могу им быть.

- Молодчина, Гурен.

Отец даже руку мне протянул, чтобы я смог подняться. Знал, что сегодня перестарался с нормой, но я ни в коем случае не показывал ни боли, ни усталости. Я не имел права показывать ее, потому что я. особенный.

- Давай еще три круга и будем собираться в ангар.

Я кивнул.

Сегодня с утра шел проливной дождь, но заболеть я не мог. Слишком много дорогих витаминов ел, и всякая болезнь обходила меня стороной. Отец никогда не скупился на мое здоровье, потому что все мое тело было ключом к его успеху. Да-да, именно к его успеху, потому что на межпланетную полицейскую службу поступить не смог он, ну а теперь... теперь поступить на нее должен был я.

«Лень тебя убивает. Каждая минута, потраченная зря, изничтожает тебя и превращает в паразита. Вместо того, чтобы играть в идиотские игры с детишками, лучше почитай что-нибудь полезное или прими упор лежа, Гурен. Я уничтожил свою жизнь, но не допущу, чтобы и ты уничтожил свою». Я слышал эти слова практически каждый день и, как ни странно, они придавали мне сил.